На этой лекции я буду говорить о том
вдохновении, которое получаю от чтения трех потрясающих философов:
Ницше, Фуко и Делеза. Вы услышите лишь некоторые из их поразительных
идей, и я постараюсь связать некоторые из идей с терапевтической
практикой. Воспринимайте эту лекцию как “закуску”, нечто, возбуждающее
аппетит к их работам.
Французский философ Жак Деррида в
интервью, запись которого вы можете увидеть на YouTube, говорит, что
философия имеет отношение к бытию. Его просят высказаться о любви, но он
отказывается говорить что-либо о любви. “Задайте мне вопрос, говорит
он, — и я пойму, есть ли у меня, что сказать”. Он проводит различиение
между любовью к кому-то и любовью к чему-то. Он говорит: ”Я могу любить
тебя, потому что ты – это ты, или я могу любить то, что ты делаешь”.
Можно сказать, что Деррида сразу создает различия в категориях, которые
использует. Он разворачивает, или раскрывает, категорию или понятие
любви и создает новые категории и понятия. Он насыщает первое
представленное слово, категорию или понятие. Он показывает пример того,
что делают философы. Я считаю, что одна из непростых задач для нас как
нарративных терапевтов – это приглашать людей, с которыми мы
разговариваем, к практике философии, создавать условия, чтобы они
становились философами.
Возможно, Деррида делает то, что немецкий
философ Фридрих Ницше в своей последней книге, автобиографии “Ecce
Homo” (что означает “Посмотри –Вот Человек”) определяет как суть
философии:
“Философия, как я её до сих пор
понимал и переживал, есть добровольное пребывание среди льдов и горных
высот, искание всего странного и загадочного в существовании, всего,
что было до сих пор гонимого моралью… Мне открылась скрытая история
философов, психология их великих имён. — Та степень истины, какую только
дух переносит, та степень истины, до которой только и дерзает дух, —
вот что всё больше и больше становилось для меня настоящим мерилом
ценности. Заблуждение (вера в идеал) не есть слепота, заблуждение
есть трусость”. (“Ecce Homo”, Предисловие).
Сам Ницше называл свою философскую практику “философствование молотом”.
Меня вдохновляет мышление Ницше, потому
что во многом нарративная терапия – это сопротивление само собой
разумеющимся истинам, с которыми мы как терапевты встречаемся как в
науках и в окружающих культурах, так и нашем кабинете.
Я бы сказал, что Майкл Уайт во многом
«проводил терапию молотом», если взять, например, егоспособ говорить об
энкопрезе. Он использовал в статье о детях, страдающих от
“какашки-проныры” название “псевдо-энкопрез”, потому что дети и матери
детей с энкопрезом не вписывались в официальные характеристики и
симптомы диагноза “энкопрез”. Майкл видел любящих и заботливых
родителей, тогда как официальные категории и руководства описывали
сверх-вовлеченных матерей. Поэтому Майкл решил, что случаи, с которыми
он работал, не могли быть настоящим энкопрезом.
Я думаю, что Майкл Уайт в начальный
период нарративной терапии пребывал “среди льдов и горных высот”. Я
думаю, что Майкл обладал смелостью духа выдержать и дерзать идти против
официальной психиатрической и психологической морали и ценностей. Суть,
дух и одна из центральных ценностей нарративной терапии – насколько я
это понимаю – это идти против общепризнанных ценностей и идей, которые
распространены в любой культуре; нарративная терапия – это революционная
практика и активность.