Найдите ошибки и исправьте их.
Мне было уже невмоготу находиться у себя в палате. Мне не сразу разрешили выходить, а как только врачь прописал мне прогулки, я стал проводить на улице все свободное от процедур и лечения время. Я вставал не очень рано, быстро надевал вязаные брюки, где-то раздобытые для меня моими преятелями, белую рубашку и направлялся в город. Я шел через больничный городок, держась в тени под навесом густо разросшихся каштанов, по булыжным, камнем мощеным аллеям, шел к воротам, всегда почему-то раскрытым, никем и никогда неохраняемым. Затем не спеша выбирался на дорогу, высокую, бетонированную и то же загороженную от солнца стоящими по бокам деревьями. Но залитое черно-серым гудроном шоссе непрестанно гудело, по нему то и дело проносились машины, мотоциклы и мотороллеры. Я спускался на неширокую боковую дорожку, посыпанную мелким кирпичем. Справа от меня не слишком яркими красками сверкало озеро, а на другой стороне, за мощным столбом тени, сквозь деревья были видны озаренные солнцем поля, желтозеленые холмистые дали.
До города было еще далеко, и, пока я до него доберался, я успевал послушать повисшего на веточке, самозабвенно, как будто не всерьез, славящего день жаворонка и показать дорогу издалека возвращающейся откуда-то, тянущей за собой тачку немецкой семье.
На дороге, которую мне надо было перейти во что бы то ни стало, стоял заброшенный немецкий танк, хитроумный, со множеством люков, со свернутой влево башней и сорванной, лежащей в траве гусеницей, и в нем играли белоголовые немецкие дети.
Когда бы я ни шел, они всегда тут лазили, высовывали головы из многочисленных люков, твердо уже зная, что мы их не тронем и никуда ниоткуда не прогоним. Странно только то, что не было слышно ни одного крика, что дети, играя внутри танка, не шумели, не кричали, не визжали и даже не разговаревали, как, казалось бы, должны были. Как будто смотришь не что иное, как пьесу, исполняемую глухонемыми.
(По Ю. Нагибину.) пожалуйста, мне это очень надо