Птичья гречишка.
Когда я был маленький, эта травка всегда меня озадачивала. Встречал я её и на дороге, и на пустыре, и на берегу реки, но особенно густо она росла на нашей непроезжей, совершенно деревенской на вид улице. Большой бугор прямо перед домом был совсем зелёный от этой травы.
Озадачивала она меня потому, что, у кого бы я ни спросил, никто не знал её названия. Полынь, пустырник, тысячелистник — все эти травы были мне известны. А вот эта, самая-самая обычная...
— Травой-муравой её называют,— говорила бабушка.— Это в народе. А уж как учёные окрестили, не знаю.
Я «изучил» таинственную травку с величайшим вниманием. Я выяснил, что корень у неё довольно тонкий и слабый, но стебли прочные, упругие, и, сколько мы ни ходили по нашему бугру, она с него не исчезала. Листья у неё мелкие, а цветки крошечные и сидят у самого стебля, как будто прячутся под защитой листьев.
На бугре всегда паслись гуси. Я не любил, когда они вытягивали шеи и шипели, поэтому не подходил к ним близко. Но видел, что они едят мою загадочную травку, причём едят с завидным аппетитом.