Одним воскресным зимним днем я зашла в гости к своей подруге Миле. Открыв дверь в ее комнату, я увидела, что Мила сидит в необычной позе. Я даже на некоторое время невольно застыла, рассматривая подругу. Она сидела в большом совершенно круглом темно-синем кресле на четырех деревянных ножках.
Рядом с креслом лежали фигурные коньки Милы. На стене слева от кресла горело включенное бра, и мягкий его свет отражался в начищенном до блеска темно-коричневом паркете комнаты, падал на светло-желтые стены комнаты, придавая ей теплоту и уют.
Мила, высокая и худенькая девочка, в коричневых джинсах и белой футболке, полностью помещалась в огромном кресле — она сидела, согнув ноги в коленях. На ее коленях лежала открытая книга, и Мила казалась полностью погруженной в чтение. Ее светлые волосы не были по обыкновению собраны в хвостик, а свободно ложились на плечи. Лицо Милы с тонкими правильными чертами было слегка повернуто направо, в сторону книги, а взгляд больших карих глаз был устремлен на открытую страницу. Она была настолько поглощена чтением, что даже не заметила моего прихода.
Мне показалось удивительным то, что Мила, обычно подвижная, не умеющая долго сидеть на одном месте, теперь будто вросла в кресло и не замечает ничего вокруг. Мне стало очень любопытно, что могло так заинтересовать подругу в этой книге, что она даже не замечает ничего вокруг. Я поздоровалась с ней:
— Привет, Мила!
— А? Что? — она выглядела так, как выглядит человек, которого разбудили среди ночи.
Я удивилась еще больше — никогда не видела, чтобы моя подруга настолько глубоко уходила в себя. Мила взглянула меня, улыбнулась, отложила книгу и произнесла:
— Привет! Извини, я немного задумалась. Хорошо, что ты пришла.
— Интересно, о чем ты задумалась, что не замечаешь ничего вокруг, если не секрет, конечно.
— Конечно, не секрет. Ты знаешь, я сегодня утром, как обычно, отправилась на тренировку в секцию фигурного катания. А потом, довольная, но совсем обессиленная возвращалась домой. Я шла не спеша, не торопясь, как обычно. На улице было так тихо, так хорошо. С неба падал большой пушистый снег. Я никогда не рассматривала снежинок, а сегодня на моих новых черных варежках падающие снежинки можно было четко разглядеть.
Я рассмеялась — иногда Мила очень удивляла меня:
— Ты шутишь?! Неужели и правда, ты никогда не рассматривала снежинку? И вообще, что тут удивительного в такой простой вещи?
— Знаешь, мой папа мне всегда говорил, что удивительное всегда вокруг, рядом, только нужно уметь это видеть. Я никогда раньше не присматривалась к снегу: падает он и падает, хорошо вокруг весело. А сегодня, рассматривая снежинку, я удивилась — такая маленькая, а какая красивая. Все частички ее точные, четкие, как будто выполнены художником. Она — само совершенство.
Я не могла не согласиться с ней в том, что, если приглядеться к обычной снежинке, можно увидеть безупречность линий, геометрическую правильность. Мила продолжала:
— А потом, вернувшись домой, я рассказала о своем «открытии» папе, и он мне дал вот этот сборник стихотворений, а ты знаешь, я как-то не очень понимаю многие стихи, но одно из стихотворений как раз о снежинке меня просто поразило. Я перечитала его несколько раз. Думаю, тебе оно тоже понравится. Вот, послушай.
И Мила прочла мне строки стихотворения К. Бальмонта «Снежинка», которое я давно знала и любила:
Светло-пушистая,
Снежинка белая,
Какая чистая,
Какая смелая!
Дорогой бурною Легко проносится,
Не в высь лазурную,
На землю просится…
Я согласилась со своей подругой, что это действительно хорошее стихотворение, и сказала, что красивых стихотворений много. Я была очень рада за нее, в один день открывшую для себя и частичку природы, и частичку творчества. Я видела, что это открытие потрясло мою подругу, запало ей глубоко в сердце. Это значит, что любовь искренняя.
Остаток дня мы провели за чтением стихов из сборника, который дал папа Милы, а вечером гуляли, ловили падающие с неба крупные снежинки себе на варежки и спорили о том, чья пойманная снежинка красивее.