В древнем царстве Тридевятом
Родилась в семье солдата,
(Служба ратная когда-то уважаемой была).
Вырастала я красоткой,
Доброй, ласковой и кроткой,
Вслед девчонке беззаботной рассыпалась похвала.
Я была девицей милой,
Веселилась, что есть силы,
Красоваться я любила – хоть наш город не Париж –
Доставляла радость маме,
Пролетая меж домами
И крутыми теремами на метле с названьем «ИЖ».
Времена царя Гороха –
Очень мрачная эпоха,
Только мне жилось неплохо: терем был и сотня слуг,
Но краса ведь не иголка,
И не скрыть её надолго,
Пересудов было, толков… До царя донёсся слух.
Приказал он грозно свите:
«Ту девицу отыщите
И доставьте мне в обитель! К счастью, я опять вдовец.
Красотой она известна,
Будет новою невестой.
Объявите повсеместно: мы сейчас же под венец! »
Привезли меня к Гороху,
Там мне стало очень плохо,
Сделать не могу ни вдоха - аллергия на горох,
Царь же гневаться изволит:
«Ты перечишь царской воле?
Гнать! Чтоб я не видел боле, коли для неё я плох!
Заложить велю взрывчатку,
И подальше, без оглядки! Прессе скажете: теракт!"
С той поры я и хромаю,
Ведь нога-то костяная.
К счастью, хоть сама живая, уцелела кое-как…
Я домой иду, рыдая…
Только стража там чужая
И рычит, как волчья стая: «Это – рейдерский захват!
А тебя, Красотка-лада,
Гнать велели за ограду,
Где нечистой силы стадо не вернет тебя назад!»
Вижу я: спасенья нету.
В обгорелый шелк одета
И бледна, как спирохета, ковыляю, как в бреду…
Вдруг выскакивает Леший
И хрипит: «Ты нос не вешай,
Я тебя сейчас утешу, разведу твою беду.
Для моей уродки-дочки
Красоту отдать не хочешь?
Я сумею нынче ж ночью на бессмертье обменять.
Станешь старая, седая,
Но зато, забот не зная,
Будешь жить в избушке с краю века три, а, может, пять.
Не ломайся дура-девка,
Жизнь – короткая безделка,
Годы крутишься, как белка, красота уйдёт зазря…
А моей любимой дочке
Очи, тёмные, как ночи,
Пригодиться могут очень: выйдет замуж за царя!»