Он нёс меня на себе восемь километров. Восемь тысяч метров по раскалённой земле, Я до сих пор помню его горячую спину, пот, который, будто кислота, разъедал кожу на руках. И белую даль, словно накрахмаленная больничная простыня... Я всё это помню, помню в деталях, в подробностях, в красках. Но всё равно ничего не могу понять. И сегодня, спустя много лет, когда я вспоминаю тот случай, моя мудрость, потеряв равновесие, беспомощно вязнет в густой трясине ... : мне кажется непостижимой и странной вся наша жизнь, особенно если пытаешься её понять. Нам тогда было по тринадцать — мне и моему закадычному другу Серёжке Леонтьеву. Мы пошли рыбачить за тридевять земель на старый, обмелевший пруд. Мне вдруг приспичило освежиться, и я полез в воду, но не успел сделать и шагу, как вскрикнул от острой боли в ноге. Ко мне бросился Серёжка, он выволок меня на берег.Я с ужасом увидел, что из пятки торчит осколок бутылочного горлышка, а на траву каплет густая кровь. Восемь километров Серёжка нёс меня на себе. —Серёнь, брось меня! — шептал я сухими губами. — Нет! — хрипел друг.Это было как в кино: друг выносит с поля боя раненого друга.Свистят пули, рвутся снаряды, а ему хоть бы хны. Он готов пожертвовать своей жизнью, отдать своё сердце, свою душу, готов отдать всё на свете... У меня от слабости кружилась голова, и вдруг, сам не знаю зачем, я сказал Серёжке: —Серёнь, если я умру, то передай от меня привет Гальке Коршуновой!Скажи ей, что я её любил. Серёжка, сдувая с лица капли пота, рвал свою футболку на лоскуты и от усталости, кажется, уже не соображал, что я говорю. Он дотащил меня до больницы, потом, тяжело дыша, сидел на кушетке и смотрел, как врач обрабатывает мою рану.А на следующий день, когда я, хромая, вышел во двор, все уже знали, что перед смертью я просил передать привет Гальке Коршуновой. И я сделался посмешищем всей школы. Моё появление теперь у всех вызывало конвульсии глумливого хихиканья, и я, от природы жизнерадостный мальчишка, стал замкнутым и застенчивым до болезненности. 3ачем он рассказал им про мой привет?Может быть, он просто изложил все подробности того случая, не предполагая, что моя просьба всех так рассмешит? А может быть, ему хотелось, чтобы его геройство выглядело более внушительным на фоне моего тщедушного актёрства? Не знаю! 0н нёс меня восемь километров по залитой солнечным зноем дороге. Но я до сих пор не знаю, спас он меня или предал. Шрам на ноге почти полностью зарубцевался, а вот сердце моё до сих пор кровоточит.И когда мне говорят: «Вам такой-то передал привет», я цепенею от ужаса и по моей спине пробегают мурашки.