Вчера был счастливый день. Все - как надо: осень, солнце, желтый лес,
изящная работа Бима. А все-таки какой-то осадок на душе. Отчего бы?
В автобусе Бим явно заметил, как я вздохнул, и явно же не понял меня.
Пес вовсе не может представить, что я дал взятку шоферу. Собаке -
наплевать на это. А мне? Какая разница - рубль я дал за малое "дело", или
двадцать - за большое, или тысячу - за крупное? Все равно стыдно. Словно
продаешь свою совесть по мелочам. Конечно, Бим стоит ниже человека,
поэтому никогда и не догадается об этом.
Не понять того Биму, что бумажки эти и совесть иногда находятся в
прямой зависимости. Но какой же я чудак! Нельзя же требовать от собаки
больше того, что она может: очеловечивать собаку нельзя.
И еще: мне жаль стало убивать дичь. Это, наверное, старость. Так
хорошо вокруг, и вдруг мертвая птица... Я не вегетарианец и не ханжа,
описывающий страдания убитых животных и уписывающий с удовольствием их
мясо, но до конца дней ставлю себе условие: одного-двух вальдшнепов за
охоту, не больше. Если ни одного - еще бы лучше, но тогда Бим загибнет как
охотничья собака, а я вынужден буду купить птицу, которую для меня убьет
кто-то другой. Нет уж, увольте от такого... А к кому, собственно, я
обращаюсь? Впрочем, к самому себе: раздвоение личности в длительном
одиночестве в какой-то степени неизбежно. Веками от этого спасала человека
собака.
Откуда же все-таки осадок от вчерашнего? И только ли от вчерашнего?
Не пропустил ли я какую-то мысль?.. Итак, вчерашний день: стремление к
счастью - и желтый рубль, желтый лес - и убитая птица. Что это: уж не
сделка ли со своей совестью?
Стоп! Вот какая мысль ускользнула вчера: не сделка, а укор совести и
боль за всех, убивающих бесполезно, когда человек теряет человечность. Из
прошлого, из воспоминаний о прошлом идет и все более растет во мне жалость
к птицам и животным.
Я вспоминаю.
Была установка руководства общества охотников об уничтожении сорок
как вредных птиц, и это обосновывалось якобы наблюдением биологов. И все
охотники убивали сорок со спокойной совестью. Была такая установка и об
ястребиных птицах. Их тоже убивали. И о волках. Этих уничтожили почти
начисто. За волка платили премию в триста рублей (старыми деньгами), а за
лапки сороки или коршуна, представленные в общество охотников, то ли пять
копеек, то ли пятьдесят - не помню.
Но вдруг, в новой установке, коршун и сорока объявлены полезными
птицами, не врагами птиц: уничтожать их запрещено. Строжайший приказ к
уничтожению сменился строжайшим наказом к запрещению.