Убежденная в невиновности Гринева, Маша Миронова считает своим нравственным долгом спасти его. Она едет в Петербург, где в Царском Селе происходит ее встреча с императрицей.
Перед читателем Екатерина II предстает доброжелательной, мягкой и простой женщиной. Но мы знаем, что Пушкин резко отрицательно относился к Екатерине II. Чем же можно объяснить ее привлекательный облик в повести?
Пушкин необыкновенно тонко - без всякого нажима и в то же время в высшей степени выразительно - показывает, как эта привычная "тартюфовская" маска мгновенно спадает с лица Екатерины, когда она узнает, что Маша просит за Гринева.
Дама первая перервала молчание. "Вы верно не здешние? - сказала она.
-Точно так-с: я вчера только приехала из провинции. Вы приехали с вашими родными?
-Никак пет-с. Я приехала одна. Одна! Но вы так еще молоды.
-У меля нет ни отца, ни матери.
Вы здесь конечно по каким-нибудь делам?
-Точно так-с. Я приехала подать просьбу государыне.
Вы сирота: вероятно, вы жалуетесь на несправедливость и обиду?
- Никак нет-с. Я приехала просить милости, а не правосудия. Позвольте спросить, кто вы таковы?
-Я дочь капитана Миронова.
Капитана Миронова! Того самого, что был комендантом в одной из оренбургских крепостей?
-Точно так-с.
Дама, казалось, была тронута. Извините меня» - сказала она голосом еще более ласковым,- если я вмешиваюсь в ваши дела; но я бываю при дворе; изъясните мне, в чем состоит ваша просьба, и, может быть, мне удастся вам помочь.
Марья Ивановна встала и почтительно ее благодарила. Все в неизвестной даме невольно привлекало сердце и внушало доверенность. Марья Ивановна вынула из кармана сложенную бумагу и подала ее незнакомой своей покровительнице, которая стала читать ее про себя. Сначала она читала с видом внимательным и благосклонным; но вдруг лицо ее переменилось,- и Марья Ивановна, следовавшая глазами за всеми ее движениями, испугалась строгому выражению этого лица, за минуту столь приятному и спокойному.
«Вы просите за Гринева?» - сказала дама с холодным видом.- Императрица не может его простить. Он пристал к самозванцу не из невежества и легковерия, но как безнравственный и вредный негодяй,
- Ах, неправда! - вскрикнула Марья Ивановна.
Как неправда!