Стих. можно рассматривать как своего рода предельное выражение романтич.
мироощущения (и поэтики) Л. ; вместе с тем в нем содержится попытка
переосмыслить с романтич. максимализмом поставленные в ранней лирике
темы одиночества и свободы, неприятия жизни. (Ощущением начала нового
этапа духовной биографии героя отмечены и такие стих. 1832, как
«Поцелуями прежде считал...» , «Как в ночь звезды падучей пламень...». )
Стремление к более объективному изображению внутр. «Я» ,
неоднозначность отношения к романтич. самоутверждению, к мысли о
самодостаточности чистого порыва к абсолютной свободе побуждают Л.
отказаться в «Парусе» от привычной для него формы прямого лирич.
монолога (ср. стих. «Желание» , поэму «Моряк» и др.) . Парус — не
безусловное alter ego поэта. Композиция стих. четко поддерживает
дистанцию между субъектом и объектом изображения, давая в первых двух
строках каждой строфы меняющуюся картину моря и паруса в нем, а в двух
последних — реакцию поэта, к-рый и пытается разгадать тайну судьбы
паруса, и сочувствует ему, и оценивает выбранный им путь. Первая
картина, для усиления эмоц. звучания к-рой Л. заменил собств. строку
(«Белеет парус отдаленный» ) строкой из стих. А. А.
Бестужева-Марлинского «Андрей, князь Переяславский» , сопровождается
словами, усиливающими «пространственное» одиночество паруса, мыслью о
его «скитальческом» , «промежуточном положении» : «Что ищет он в стране
далекой? / Что кинул он в краю родном?» . При этом уже в первой строфе
поэт выявляет свое глубоко личностное переживание высокой, трагически
напряженной судьбы паруса.