Мирра с детства свыклась с мыслью, что ей суждено идти в няньки к более счастливым сестрам. Свыклась и уже не горевала, потому что ее особое положение — положение увечной, на которую никто не позарится, — тоже имело свои преимущества и, прежде всего — свободу.Отлеживались, значит? Молодцы, ребята: кто-то воюет, а мы - отлеживаемся?- А если нет... Ты расскажешь ему о нас. О всех нас, кто остался тут под камнями. - Он будет молиться на эти камни. - Молиться не надо. Надо просто помнить.Он замолчал, подыскивая то самое, то единственное слово, которые мертвые оставляют живым. - Умирали не срамя, - негромко и ясно сказал молодой голос.- Показалось бабам с испугу, - сказал круглоголовый. - Женщинам, - строго поправил Плужников. - Баб на свете нет, запомните это.Они жили единой жизнью, но смерть у каждого была своя.Человека победить невозможно, даже убив.Ему было всего девятнадцать лет и два месяца, и он твердо верил в собственное бессмертие.- Темнота - ворам удобство. Воровать да грабить - для того и ночь. - И еще кой для чего, - улыбнулась Анна Петровна.А я бы ни за что не стала целоваться без любви. - Валя всегда говорила негромко, но так, что ее все слушали. - По-моему, это унизительно: целоваться без любви....человека нельзя победить, если он этого не хочет. Убить можно, а победить нельзя.Говорят, что мы, евреи, музыкальный народ. Да, мы - такой народ; станешь музыкальным, если сотни лет прислушиваешься, по какой улице топают солдатские сапоги и не ваша ли дочь зовет на помощь в соседском переулке.Каждой женщине Бог дает немножечко счастья и очень много долга.Крепость не пала. Крепость истекла кровью.- Войну не перекричишь... Она выстрел слышит, а голос - нет.В армии исполняют приказ, а не соображают, как бы удрать подальше.Тяжко вздрагивал каземат, все вокруг ныло и стонало, и было 22 июня 1941 года: четыре часа пятнадцать минуть по московскому времени...Не позволяй убивать себя раньше, чем умрешь.