Но что же чувствовал человек, помимо своей воли, в силу трагических обстоятельств очутившийся в казарме-тюрьме? Это представить нетрудно. Ведь античные писатели откровенно считали даже каторжный труд на рудниках и в каменоломнях более сносной формой существования, чем жизнь гладиаторов.
В Капуе, городе с особенно благодатным климатом (в нем легко осваивались представители самых различных племен), издавна существовало немало гладиаторских школ. Но благоприятный климат не делал жизнь в этих школах более сносной, чем в других италийских казармах. Именно отсюда в 73 году до н. э. 200 отважных и свободолюбивых рабов бежали во главе со Спартаком, начав одно из самых знаменательных восстаний во всей истории античного рабовладения.
А спустя еще девять лет 26 гладиаторов попытались освободиться из Пренестинской школы, что находилась неподалеку от Рима. Корнелий Тацит в своих «Анналах» так писал об этом: «…гладиаторы в городе Пренесте попытались вырваться на свободу, но были усмирены приставленной к ним военной стражей, а в народе, жаждущем государственных переворотов и одновременно трепещущем перед ними, уже вспоминали о Спартаке и былых потрясениях». Даже из этих слов историка, относящегося к рабам без тени сочувствия, видно, какое влияние оказало на современников спартаковское восстание.
Страшная жизнь гладиаторов была полна не только физических, но и душевных мук. Среди гладиаторов, как упоминает Гален, больше, чем в какой-либо иной среде, распространялись психические заболевания.
Но сильные натуры не сгибались даже под гнетом самых страшных обстоятельств. И пусть не всегда успешно, но решительно и бесстрашно они шли тем же путем, что и Спартак.
Как-то даже не верится, что олимпийские игры эллинов и страшные будни Колизея существовали одновременно. Существовали в странах, которые постоянно были связаны и культурно, и экономически, и политически.
Древнеримские игры не дали мировому спорту ничего. Они были бесплодны по самой своей сути. Уйдя от принципа равноправия, гордой свободы и добровольного физического воспитания, римский спорт скатился до уровня позорного ремесла.