Улица появляется на карте города в 1827 г. Она знаменита тем, что на ней жил русский поэт Александр Сергеевич Пушкин, который посвятил Одессе немало замечательных строк.
25 июня 1880 г. улицу переименовывают в ул.Пушкинскую, и это название сохранилось и до на наших дней. Несмотря на то, что Пушкину приходилось останавливаться в разных домах Одессы, музей, посвященный поэту, решили открыть именно в доме №13 по улице Пушкина. Там же находится и памятник Пушкину с тростью (без трости), который одесситы установили в честь 200-летия поэта.
По этой же улице расположен Музей западного и восточного искусства, Одесская филармония, гостиница "Красная", Центральный универмаг. Начинается улица от Думской площади (начало Приморского бульвара), и заканчивается Привокзальной площадью.
Один из своих рассказов на любезную его сердцу одесскую тему Исаак Бабель закончил на неожиданно-ностальгической ноте: «Из окна летели прямые улицы, исхоженные детством моим и юностью, — Пушкинская тянулась к вокзалу, Мало-Арнаутская вдавалась в парк у моря»
. Аккурат на углу этих улиц, каждая из которых в Одессе по-своему знаменита, испокон веку стоит крытый железом двухэтажный, с подвальными помещениями дом без особых архитектурных изысков, числящийся по Пушкинской под №73. А со стороны Малой Арнаутской к нему примыкает давно «разменявшее» второе столетие длинное одноэтажное строение, прорезанное воротами, за которыми небольшой двор с высоченной старой вишней и двухэтажным флигелем. Через него прямым ходом можно было выйти на Пушкинскую, потому что это сквозной двор или, как называли когда-то, сквозник. Бытовало даже выражение «сделать сквозник». Если, к примеру, барышня, имея интерес отшить навязчивого ухажера, со словами «вы меня туточки абождите, а я только забежу до подруги и через минуточку сделаюсь взад» заходила во двор и эта минуточка никогда не кончалась, то говорили, что она ему «сделала сквозник»…
В старое время Пушкинская по мере ее приближения к вокзалу, Привозу и Куликовому полю, сохраняя величественные платаны и отменную брусчатку мостовой, постепенно теряла шарм центральной улицы. Потому и не обосновалась в этом доме какая-нибудь солидная банкирская контора, респектабельное представительство иностранной пароходной компании или фешенебельный магазин. Зато располагалась тут бакалейная лавка Фриделя, в которой можно было купить крупу, постное масло, семечковую халву, селедку, уксус, бутылку воды «Фиалка», названной так не в честь нежнейшего цветка, но по фамилии владельца завода искусственных минеральных вод И. Фиалки на Колонтаевской улице, непременные для таких заведений свечи, а также табак, махорку и «папиросы Сальве с антиникотиновым мундштуком фабрики братьев Поповых» на месте нынешнего Центрального универмага буквально в двух шагах от дома №73.
А со стороны Малой Арнаутской улицы была, как тогда говорили, «керосиновая» лавка Кодымера и «Молочная торговля» Гершковича, не похожая, правда, на отделанные фирменным зеленым кафелем магазины всероссийской фирмы Чичкина, но и тут всегда наличествовали свежие молоко, сливки, сметана, исправно поставляемые немцем-колонистом из Люстдорфа или Малой Аккаржи.
Но «старожилом» дома на Пушкинской, 73, по праву считалась открытая еще в 80-х годах ХIХ века второразрядная гостиница «Пушкин», потом переименованная в «Пушкинскую», безо всяких, понятное дело, звезд, окромя как от раздавленных измученными постояльцами клопов на засаленных обоях. В ее непрезентабельных номерах находили приют приехавшие «показаться» одесским докторам провинциальные дамочки, мелкие коммивояжеры, недорогие «жрицы любви» с только что случившимися клиентами. Помимо «Пушкинской», в дополнение или в конкуренцию с ней, в этом же доме помещались так называемые «Меблированные комнаты», в просторечии именовавшиеся «меблирашками», которые отличались от гостиницы разве что намеком на домашний уют. А о каких-либо особых удобствах, вроде душевых или ванных комнат в гостинице или «меблирашках», и говорить не приходилось, но в соседнем доме были «Харьковские бани» Уманского, неизвестно чем отличавшиеся от бань одесских или, скажем, мариупольских, и парикмахерская Чобана, в которой приезжий человек мог обрести вид, достойный пребывания в самой Одессе.
Что же касается возможности поесть или, как у нас говорят, покушать, то за провизией можно было отрядить коридорного в лавку Фриделя или какую другую и заказать самовар в номер, поскольку ни в гостинице, ни, тем более, в «Меблированных комнатах» ресторана не имелось. Не желавшие же питаться всухомятку приезжие и холостого образа жизни одесситы могли воспользоваться кулинарными способностями мадам Гольденшлугер,