«Теперь уже редко бываю в тех местах: занесло, затянуло, заилило, забило песком последние сеймские омута. Вот, говорят, раньше реки были глубже... Зачем же далеко в историю забираться? В не так далекое время любил я наведываться под Липино, верстах в двадцати пяти от дома. В самый раз против древнего обезглавленного кургана, над которым в знойные дни завсегда парили коршуны, была одна заветная яма. В этом месте река, упершись в несокрушимую девонскую глину, делает поворот с таким норовом, что начинает крутить целиком весь омут, создавая обратнокруговое течение». Автор рассказывает о природе, о ее силе, красоте и величии. Раньше в омуте ловили рыбу, а потом омута не стало. И река измельчала.
В этих местах жил старый Акимыч, хороший знакомый автора. Акимыч был на фронте. Его тяжело ранило, он был контужен. Это был глубоко порядочный и трудолюбивый человек. Однажды автор встретил его. Акимыч нес лопату. Автор спросил, куда он идет и зачем ему лопата. Старик с досадой отмахнулся от вопроса. Автор и старик часть пути шли вместе. И вдруг Акимыч сказал автору: «Вот, гляди...». Рядом с дорогой валялась кукла. «Большая и все еще миловидная лицом, с легкой, едва обозначенной улыбкой на припухлых по-детски губах. Но светлые шелковистые волосы на голове были местами обожжены, глаза выдавлены, а на месте носа зияла дыра, прожженная, должно быть, сигаретой. Кто-то сорвал с нее платье, а голубенькие трусики сдернул до самых башмаков, и то место, которое прежде закрывалось ими, тоже было истыкано сигаретой».
Акимыч решил похоронить куклу. Зрелище изуродованной игрушки было для него очень тяжелым: «Так мне нехорошо видеть это! Аж сердце комом сожмется... Может, со мной с войны такое. На всю жизнь нагляделся я человечины... Вроде и понимаешь: кукла. Да ведь облик-то человеческий. Иную так сделают, что и от живого дитя не отличишь. И плачет по-людски. И когда это подобие валяется растерзанное у дороги — не могу видеть. Колотит меня всего». Акимыч выкопал для куклы могилку и закопал ее. Потом он с болью сказал: «Всего не закопать».