Мне понравился рассказ В.Г.Распутина ,,Уроки французского",здесь мальчику Мише его учительница преподнесла уроки доброты.Помогла ему раскрыться и исправить ошибки.
мальчик жил в послевоенное время, его семья голодала, но соседи часто делились своей едой, за кто, что мальчик был грамотным и читал всем облигации и лотереи. чтобы продолжить обучение мальчик поехал в город. Вдали от дома ему было скучно, он очень часто тосковал по дому, даже думал бежать, стало жалко маму, который отдавал Ему последнее,он и тут хорошо учился но французский ему не давался. и вот однажды он стал играть в чику игра на деньги. стал выигрывать и покупал на эти деньги молоко, у него было малокровие, когда однажды он играл, один из игроков начал хитрить а Миша доказывал свою правоту. за это его избили.
ДОПОЛНЕНИЕ С ИНТЕРНЕТА.
Странно: почему мы так же, как и перед родителями, всякий раз чувствуем свою вину перед учителями? И не за то вовсе, что было в школе, — нет, а за то, что сталось с нами после».
В пятый класс я пошёл в 1948 году. В нашей деревне была только младшая школа, и чтобы учиться дальше, мне пришлось переехать в райцентр за 50 километров от дома. В то время мы жили очень голодно. Из трёх детей в семье я был самый старший. Росли мы без отца. В младшей школе я учился хорошо. В деревне меня считали грамотеем, и все говорили маме, что я должен учиться. Мама решила, что хуже и голоднее, чем дома, всё равно не будет, и пристроила меня в райцентре к своей знакомой.
Здесь я тоже учился хорошо. Исключением был французский язык. Я легко запоминал слова и обороты речи, а вот с произношением у меня не ладилось. «Я шпарил по-французски на манер наших деревенских скороговорок», от чего морщилась молоденькая учительница.
Лучше всего мне было в школе, среди сверстников, а вот дома наваливалась тоска по родной деревне. Кроме того, я сильно недоедал. Время от времени мама присылала мне хлеб и картошку, но эти продукты очень быстро куда-то исчезали. «Кто потаскивал — тётя Надя ли, крикливая, замотанная женщина, которая одна мыкалась с тремя ребятишками, кто-то из её старших девчонок или младший, Федька, — я не знал, я боялся даже думать об этом, не то что следить». В отличие от деревни, в городе нельзя было словить рыбку или выкопать на лугу съедобные корешки. Частенько на ужин мне доставалась только кружка кипятку.
В компанию, которая играла на деньги в «чику», меня привёл Федька. Верховодил там Вадик — рослый семиклассник. Из моих одноклассников там появлялся только Тишкин, «суетливый, с моргающими глазёнками мальчишка». Игра была нехитрая. Монеты складывались стопкой решками вверх. В них надо было ударить битком так, чтобы монеты перевернулись. Те, что оказывались орлом вверх, становились выигрышем.
Постепенно я освоил все приёмы игры и начал выигрывать. Изредка мать присылала мне 50 копеек на молоко — на них и играл. Я никогда не выигрывал больше рубля в день, но жить мне стало намного легче. Однако остальной компании эта моя умеренность в игре совсем не понравилась. Вадик начал жульничать, а когда я попытался его уличить, меня сильно избили.
Утром мне пришлось идти в школу с разбитой физиономией. Первым уроком шёл французский, и учительница Лидия Михайловна, которая была нашей классной, поинтересовалась, что со мной случилось. Я попытался соврать, но тут высунулся Тишкин и выдал меня с потрохами. Когда Лидия Михайловна оставила меня после уроков, я очень боялся, что она поведёт меня к директору. Наш директор Василий Андреевич имел привычку «пытать» провинившихся на линейке перед всей школой. В этом случае меня могли исключить и отправить домой.