Чудеса, граждане! Кругом, можно сказать, пар, электрическая энергия, швейные ножные машинки — и тут же
наряду с этим — колдуны и кудесники.
Совершенные чудеса!
У мужика в деревне сеялка и веялка, и землю свою мужик раздраконивает паровым трактором, и тут же рядом
и почти в каждой деревне проживает колдун. Живёт, хлеб жуёт и мужичков поцукивает.
Странные и непонятные вещи!
На днях вот в одной деревне убили колдуна. Ну убили, убили — забыть надо. Так не забыли мужички. Плачут
теперь и рыдают и рвут на себе волосёнки.
Потому — пугаются, что будет наказание свыше.
А пришёл этот колдун перед самой своей гибелью к одному среднему мужику. А примета такая: пришёл
колдун — значит, жди беды: либо корова скончается, либо другое несчастье.
Пришёл колдун и сел за стол. А глаза у самого мутные, усы книзу, и бородёнка треплется.
Сидит колдун за столом и почёсывает левую руку.
Ну, конечно, в избе испугались. Хозяйка мечется, кряхтит, прёт на стол всё съедобное. Старуха кланяется
между тем колдуну в пояс и наивно спрашивает:
— И чего ты, батюшка, пришёл, сел за стол и чешешь левую ручку? Не случится ли какой бедишки или горя?
А колдун, нахмурясь, отвечает:
— Может, бабка, и случится. А случится, так откупишься, божья старушка. Бояться беды нечего.
А хозяин, инвалид Тимошка, цыкает на старушку и сам к колдуну подходит.
— Нечего, говорит, дарма тут сидеть — прохлаждаться. Нечего, говорит, тут ручки чесать — блох у меня
разводить. Почесал и хватит катись колбаской.
Ахнули в избе от нахальной реплики. А колдун посерел, встал, ни нюхал пустой воздух и вышел.
Ну вышел — вышел. Баба плачет, старушка хрюкает, а Тимошка, Выпятив грудь, отвечает:
— Я, говорит, ещё премного жалею, что колдуна между глаз не ударил. Я, говорит, колдунов завсегда в
переносье бью.
И вот наступила ночь. Баба плачет, старушка хрюкает. А Тимошка на лавке лежит и носом посвистывает.
Вдруг среди ночи баба Тимошку будит.
— Ну, говорит, дождались — несчастье. Слушай!
И верно: со двора из хлева тоненько так теля заливается.
Ну, зажгли фонарь, вышли во двор — верно: стоит телёнок посередь хлева, хвостик свой приподнял ввысь и
орёт, орёт — ушам скучно.
Дали тёлке хлебца мочёного — не берет. Дали молока — отказывается.
И орёт всю ночь. И утром орёт. И в обед орёт. Вечером бабы поднапёрли на Тимошку. Велели повалиться ему
в ноги колдуну и выпросить прощение.
Тимошка покобенился, но пошёл.
Пришёл.
— Чего, — спрашивает колдун, — не тёлка ли орёт? Испугался Тимошка.
— Да, говорит, гражданин колдун, орёт телка. Не вели, говорит, казнить, а вели миловать. С меня, говорит,
приходится.
— Ладно, — сказал колдун.
И пошёл. Он пошёл впереди, а Тимошка за ним. Дошли до дому, а колдун и говорит:
— Как войдём в ворота, отвернися в сторону и шепчи молитвы. Я же потружусь и сам пойду к телёнку.
И пошёл к телёнку.
А Тимошка обождал слегка и за ним. Колдун в хлев, а Тимошка припал к стене и в щёлку смотрит, чего
колдун ворожить будет.
А колдун между тем взял в руку телячий хвост и вынимает из него булавку.
Закричал тут Тимошка, запер хлев, созвал мужиков и объяснил дело.
Начали колдуна бить.
Били колдуна, били — молчал колдун, но, помирая, сказал:
— Не я всунул в телячий хвост булавку — бог всунул. С тем и помер.
Ну помер — помер. На сегодня, например, помер — завтра несчастье: у мужика в соседней деревне корова
ногой куру задавила.
Месяц или два прошло — бац! — ещё несчастье: шёл пьяненький мужик домой, свалился в канаву и ногу себе
вывернул. Два эти несчастья случились, и мужички ждут третьего. А третье случится — будут ждать четвёртого.
Будет теперь колдун крошить народ человеческий.