ЧАСТЬ ПЕРВАЯ 1
По дороге из Кошпала шел отряд красных кавалеристов. Командовал ими
бывший поручик царской армии Федор Дунда, человек спокойный, выдержанный и
смелости необыкновенной
Отец Дунды всю свою жизнь прожил на Кавказе, в Пятигорске, и
пользовался там популярностью умнейшего доктора. Сын также унаследовал
склонность отца к наукам и, скорее всего, пошел бы по его стопам, но
незадолго до революции был исключен из Петербургского университета за
вольнодумство, а затем направлен в Верненский военный округ. Там и застала
его Октябрьская революция. К большевикам он примкнул с первых же дней
разброда в армии. А когда началась гражданская война, ему было поручено
взять на себя командование эскадроном по борьбе с басмачеством в районах
Ферганы и Оши. Полтора года колесил Дунда с отрядом по горам и пескам
Средней Азии, гоняясь за бандами басмачей и подстерегая их на перевалах на
пути в Кашгарию. Позже отряд был отозван в Ташкент, а затем снова в Верный.
Бойцы его, закаленные в сражениях, испытанные зноем безводных пустынь,
умеющие преодолевать горы и бездонные пропасти, были сейчас незаменимой
силой в условиях полупартизанской войны в предгорьях Тянь-Шаня.
В последних боях за Кошпал, куда переместился центр ожесточенных боев,
Дунда был ранен в правую руку, но из отряда не ушел.
Когда-то он бывал здесь раньше, любил отдыхать в карагачевом парке - в
самом центре города. Теперь парк был уничтожен. Он весь оказался
перекопанным, масса деревьев была спилена или просто сожжена на корню. Да и
в самом городе всюду остались следы жарких боевых схваток. Особенно жалел
Дунда, как, впрочем, и все, кто видел Кошпал или жил в нем, знаменитую
аллею из вязов, насаженных некогда вдоль шоссе. Она тоже была уничтожена.
Рисовые поля вокруг, виноградники - все вытоптали, вырубили и сожгли.
- Словно после мамаева побоища, - грустно усмехаясь и поправляя на
перевязи руку, сказал Дунда своему помощнику и командиру разведгруппы
Николаю Скочинскому, еще более молодому человеку, чем он сам.
- Белые варвары, - горько вздохнул Скочинский. - Когда только мы с
ними разделаемся?
- Теперь уже скоро, Коля, скоро, - тихо и уверенно, думая о чем-то,
заверил Дунда. Их лошади шли рядом, бок о бок. - Ты знаешь, о чем я
позволяю себе размышлять? - Худощавое лицо Дунды осветилось мягкой улыбкой.
- Вот окончим войну, обязательно пойду доучиваться, а затем снова приеду
сюда и займусь научной работой. Биология с детства была моей страстью. На
Кавказе мы с отцом занимались коллекционированием всевозможных тварей. Даже
собрали с ним что-то вроде домашнего музея. Вот в ту пору-то я и наловчился
стрелять без промаха. Сами добывали, сами препарировали. Интересная, скажу
тебе, работа. Азартная. По двое, по трое суток, бывало, петляли в горах в
поисках какой-нибудь редкой пичуги или какого-нибудь грызуна. И еда-то на
ум не шла. Вот как...
Этот разговор происходил близ Кошпала, когда они ехали наперехват
одной из белоказачьих банд, по сведениям казаков скрывающейся где-то в
районе перевала Коксу, на самой границе.
Два дня затем пробирались по горным тропам, которые назывались здесь
"кой-джол", то есть "баранья дорога". Вел отряд хорошо знакомый со здешними
местами проводник Ибрай. Белоказаки почти начисто уничтожили ибраевский
род. Сам Ибрай остался в живых благодаря счастливому случаю: он уезжал с
сыном в соседний аул, чтобы разжиться там плиткой чая. А когда вернулся, на
месте стойбища нашел только головешки от сгоревших юрт да восемь трупов.
Сейчас, выбрав укромное место для привала и расставив часовых, Дунда,
Скочинский и Ибрай поднялись на скальный выступ, заросший ольхой, и оттуда
стали обозревать те доступные в горах места подъемов и спусков, которыми
могла бы воспользоваться казачья банда. Им было известно, что ею командовал
дерзкий, не знающий милосердия есаул Казанцев, бывший каратель атамана
Аулова. Именно он, Казанцев, уничтожил ибраевский род.
- Что скажете, товарищ Ибрай? - обратился Дунда к проводнику.
Ибрай еще раз окинул зоркими глазами окрестности гор, помолчал немного
и затем ответил:
- Я думаю, надо выше идти. Немножко кружить на горам, потом искать
ак-урус сверху.
- Но лошадям не под силу одолеть эти горы, - сказал Скочинский.
- Зачем лошадям? Лошадь надо оставлять здесь.
Дунда внимательно посмотрел на проводника, потом достал из планшетки
десятиверстку и, придерживая ее за уголок белыми пальцами забинтованной
руки, долго о чем-то думал.
- А что, - сказал он, взглядывая на Скочинского, - пожалуй, в его
словах есть резон. Если мы просто перекроем дорогу, нам это ничего не даст.
Казанцев на рожон не полезет. Он уйдет за Коксу, только и всего. А наша
задача - отрезать его от перевала. Поэтому сделаем так. Ты, Николай, с
двадцатью ребятами перекроешь дорогу здесь. Это на тот случай, если
Казанцев попытается вырваться из гор. А я с остальными пешим порядком
проберусь в горы и перекрою перевал. Вот тогда мы и насядем на них. Тут
главное...