Грамматическая категория, в индоевропейских языках свойственная только некоторым местоимениям (личным и притяжательным) и глаголу и выражающая в речи отношение между различными лицами. Если лицо говорящее приписывает известное действие или признак себе, то оно говорит в "первом лице" (я иду, мы идем, я стар, мы стары и т. д.); если действие или признак приписываются им тому лицу, к которому обращена речь, то речь идет во "втором лице" (ты идешь, вы идете, ты стар, вы стары и т. д.). Если предмет речи (понятие, о котором идет речь) не совпадает ни с одним из лиц, участвующих в разговоре, то о нем говорится в "третьем лице" (брат идет, братья идут, брат стар, братья стары и т. д.). Есть основания полагать, что у индоевропейского глагола различение форм по лицам объясняется тем, что его так назыв. личные окончания (см. Окончание) возникли из личных местоимений, первично же это различение существовало только у местоимений личных (притяжательные местоимения образованы от основ личных, так что тоже представляют собой вторичное образование). В известную эпоху истории индоевропейского праязыка (до образования флексии) известное глагольное понятие выражалось просто основой или корнем: говорили, напр., es (быть) или bhere-, bhero— (брать) во всех лицах, и только впоследствии в результате слияния этих основ или корней с личными местоимениями возникли формы esmi, essi, esti... bheresi, bhereti, bheromos или bheromes и т. д. Есть языки, в которых глагол не имеет лиц, напр. языки полинезийские, где одна и та же основа служит именем существительным, прилагательным, разными формами глагола и т. д., или древнекитайский, в котором напр. нго та ни значит "я бью тебя", a "ни та нго" — "ты бьешь меня". В древнеегипетском яз. личные окончания глагола также ясно сохраняют следы своего вторичного местоименного происхождения, что видно не только из их сходства с местоимениями, но также и из опущения личного окончания 3-го лица, если подлежащее выражено именем существительным.