По своему жанру «Руслан и Людмила» принадлежит к тем поэмам и романам конца XVIII и начала ХІX века, в которых ясно сказалось тяготение к творчеству в «национальном» духе. Для его полного осуществления нужно было только проникнуться духом народа, нации. К этому Пушкин пришёл гораздо позднее, в период жизни в селе Михайловском. Теперь же он стоял так же далеко от понимания народа, как его предшественники в этом смысле Чулков, Попов, Карамзин и др. Поэтому все его первые «национальные произведения» отразили на себе влияния ложноклассицизма, сентиментализма и волшебно-рыцарских романов. Истинная же русская «народность» здесь выразилась ещё очень слабо. Тем не менее, в тяготении к народному, в интересе к родному творчеству содержался великий смысл.
Пушкин был неправ, называя содержание своей поэмы «делами давно минувших дней», «преданьями старины глубокой». Определяя свое произведение так, он стоял на обычной точке зрения, которая не только в народных былинах, но и в романах Чулкова видела поэтические воспоминания о действительных фактах русского прошлого.
По жанру «Руслан и Людмила» тесно примыкает к поэмам Ариосто, Боярдо, к романам-пародиям Виланда («Оберон») и пр., лишь с тем отличием, что в русские подражания вставлены имена русских богатырей, имена, взятые из былин, а иногда и вымышленные.
Как все волшебно-рыцарские романы и поэмы («Амадисы», «Пальмерины», «Большой Морганте», «Неистовый Роланд»), так и романы Чулкова и Попова построены на шаблонных схемах: рыцари разыскивают красавиц, похищенных чародеем, или каким-нибудь насильником. Для освобождения красавицы нужно преодолеть ряд трудностей, испытаний, надо вооружиться особыми «талисманами», «волшебными мечами», «копьями» и пр. Подвиг, конечно, удается; чародей оказывается побежденным, и благодарная красавица награждает своею любовью избавителя-рыцаря. Здесь присутствуют и добрые чародеи, помогающие герою советом, или делом, и волшебные замки, с очарованными красавицами, и соблазны, и ужасы...