Проблема истоков Крымской войны давно уже находится в поле зрения историков, тяготеющих к изучению несостоявшихся, но возможных сценариев прошлого. Дискуссии о том, была ли ей альтернатива, столько же лет, сколько самой войне, и конца спорам не предвидится: уж слишком это захватывающая тема. Считая эти споры неразрешимыми в принципе, мы выбрали форму участия в нем, предпочтительную для многих исследователей: произвести на основе некоей каталогизации фактов и событий ретроспективно-гипотетический анализ, претендующий на построение не математического доказательства, а лишь общей схемы, не противоречащей логике.
Сегодня, когда Россия остается в ситуации стратегического выбора, размышления об исторических альтернативах приобретают особую злободневность. Они, конечно, не страхуют нас от ошибок, но все же оставляют надежду на отсутствие изначально запрограммированных исходов в истории, а значит, и в современной жизни. Этот посыл вдохновляет наличием возможности волей и разумом избежать худшего. Но он же тревожит и наличием таких же шансов свернуть на гибельный путь, если воля и разум откажут политикам, принимающим судьбоносные решения.
Восточный кризис 50-х годов в истории международных отношений XIX века занимает особое место, являясь некоей «генеральной репетицией» будущего империалистического раздела мира. Пришел конец почти 40-летней эпохе относительной стабильности в Европе. Крымской войне (в определенном смысле «мировой») предшествовал довольно длительный период сложного и неравномерного развития международных противоречий с чередовавшимися фазами подъемов и спадов. Постфактум: происхождение войны выглядит как долго зревший конфликт интересов, с неумолимой логикой приближавшийся к закономерной развязке.
В эту «эволюционную» картину как бы естественно вписываются такие вехи, как Адрианопольский (1829) и Ункяр-Искелесийский (1833) договоры, инцидент с «Виксеном» (1836 - 1837), Лондонские конвенции 1840 - 1841 годов, визит царя в Англию в 1844-м, европейские революции 1848 - 1849 годов с их непосредственными последствиями для «восточного вопроса» и наконец пролог военного столкновения - спор о «святых местах», побудивший Николая I к новым доверительным объяснениям с Лондоном, которые во многом неожиданно осложнили ситуацию.
Между тем в восточном кризисе 1850-х годов, как считают многие историки, не было заложено изначальной предрешенности. Они предполагают, что в течение долгого времени сохранялись довольно высокие шансы на предотвращение и Русско-турецкой войны, и (когда этого не случилось) Русско-европейской. Мнения расходятся лишь в идентификации события, оказавшегося «точкой невозврата».