Вошед в комнату, я тотчас узнал картинки, /изображающие историю блудного сына/; стол и кровать стояли на прежних местах; но на окнах уже не было цветов, и все кругом показывало ветхость и небрежение.
Тут он принялся переписывать мою подорожную, а я занялся рассмотрением картинок, /украшавших его смиренную, но опрятную обитель/.
Три года тому назад, однажды, в зимний вечер, когда смотритель разлиновывал новую книгу, а дочь его за перегородкой шила себе платье, тройка подъехала, и проезжий в черкесской шапке, в военной шинели,/ окутанный шалью/, вошел в комнату, требуя лошадей.
Дуня обвязала ему голову платком, /намоченным уксусом/, и села с своим шитьем у его кровати.
Мне стало жаль моей напрасной поездки и семи рублей, /издержанных даром/.