Едва ли не доминирующее наблюдение всех без исключения исследователей романа Пушкина – это наблюдение его, романа, всепроникающей пародийности или, во всяком случае – значимой соотнесенности с тем или иным литературным произведением, будь то классика, будь то современная Пушкину русская и зарубежная беллетристика: "Несовпадение реального сюжета с ожидаемым тем более подчеркнуто, что сами герои вовлечены в тот же мир литературности, что и читатели. Их самообъяснения и их понимание сущности событий часто определяются теми или инымилитературными штампами. При этом, чем ближе герой к миру литературности, тем ироничнее отношение к нему автора. Полное освобождение Онегина и Татьяны в 8-й главе от пут литературных ассоциаций (достигаемое тем, что создается предельно литературная ситуация, которая решается так, что все "литературное” оказывается лишенным значения) осознается как вхождение их в подлинный, т.е. простой и трагический, мир действительной жизни” [1,85].Первым ответом на вопрос – кто является инициатором этого иронического обыгрывания, будет, наверное, такое предположение – кто же, как не повествователь?
(Мы пока оставляем в стороне проблему теоретической неоднозначности этого термина, берем его в обыденном, привычном смысле). Вопрос о целях такого настойчивого подрыва, что ли, серьезности повествования мы уже не раз встречали в приведенных до сих пор цитатах: автором, по мысли исследователей, движет стремление "очистить” бездонные в своем содержании "факты” бытия от неточных, приблизительных оценок, объяснений, интерпретаций и т.п. Лишь в конце романа, по мнению, в частности, Ю.М.Лотмана, они –
герои – входят в "простой и трагический мир жизни”. Однако, если основываться на том же материале, то есть, на материале литературных реминисценций, можно оказаться в таком же затруднительном положении, в каком оказывается Ю.М.Лотман, если его мнению противопоставить наблюдение самого, вероятно, дотошного искателя литературных аллюзий в романе Пушкина – В.Д.Набокова: "Что же касается этого ("Юлия или Новая Элоиза…”
Ж.-Ж.Руссо – В.П.) и остальных романов, которые читала Татьяна, нужно заметить: их героини – Юлия (несмотря на добрачную "fausse-couche” (незаконную связь), Валерия и Лотта (хотя ее и принудили к поцелую) оставались столь же непоколебимо верными свом почтенным мужьям, сколь и княгиня N. (в девичестве Татьяна Ларина) верна будет своему супругу, и что Кларисса отказала в супружестве своему соблазнителю. Заметим также, с каким едва ли не патологическим почтением и несколько экзальтированной сыновней любовью юные герои этих произведений относятся к зрелым годами, чопорным мужьям юных героинь” [2,338].