Появление Капитона прервало нить Гаврилиных размышлений. Легкомысленный башмачник
вошел, закинул руки назад и, развязно прислонясь к выдающемуся углу стены
подле двери, поставил правую ножку крестообразно перед левой и встряхнул головой. "Вот, мол, я. Чего вам потребно?"
Гаврила посмотрел на Капитона и застучал пальцами по косяку окна. Капитон
только прищурил немного свои оловянные глазки, но не опустил их, даже усмехнулся
слегка и провел рукой по своим белесоватым волосам, которые так и ерошились
во все стороны. "Ну да, я, мол, я. Чего глядишь?"
- Хорош, - проговорил Гаврила и помолчал. - Хорош, нечего сказать!
Капитон только плечиками передернул. "А ты небось лучше?" - подумал
он про себя.
- Ну, посмотри на себя, ну, посмотри, - продолжал с укоризной Гаврила, - ну,
на кого ты похож?
Капитон окинул спокойным взором свой истасканный и оборванный сюртук, свои
заплатанные панталоны, с особенным вниманием осмотрел он свои дырявые сапоги,
особенно тот, о носок которого так щеголевато опиралась его правая ножка,
и снова уставился на дворецкого.
- А что-с?
- Что-с? - повторил Гаврила. - Что-с? Еще ты говоришь: что-с? На чёрта ты
похож, согрешил я, грешный, вот на кого ты похож.
Капитон проворно замигал глазками.
"Ругайтесь, мол, ругайтесь, Гаврила Андреич", - подумал он опять
про себя.
- Ведь вот ты опять пьян был, - начал Гаврила, - ведь опять? А? Ну, отвечай
же.
- По слабости здоровья спиртным напиткам подвергался действительно, - возразил
Капитон.
- По слабости здоровья!.. Мало тебя наказывают - вот что; а в Питере еще был
в ученье... Многому ты выучился в ученье! Только хлеб даром ешь.
- В этом случае, Гаврила Андреич, один мне судья: сам господь бог, и больше
никого. Тот один знает, каков я человек на сем свете суть и точно ли даром
хлеб ем. А что кассается в соображении до пьянства, то и в этом случае виноват
не я, а более один товарищ; сам же меня он сманул, да и сполитиковал, ушел
то есть, а я...
- А ты остался, гусь, на улице. Ах ты, забубенный человек! Ну, да дело не
в том, - продолжал дворецкий, - а вот что. Барыне...- тут он помолчал, - барыне
угодно, чтоб ты женился. Слышишь? Оне полагают, что ты остепенишься, женившись.
Понимаешь?
- Как не понимать-с.
- Ну, да. По-моему, лучше бы тебя хорошенько в руки взять. Ну, да это уж их
дело. Что ж? Ты согласен?
Капитон осклабился.
- Женитьба дело хорошее для человека, Гаврила Андреич; и я, с своей стороны,
с очень моим приятным удовольствием.
- Ну, да, - возразил Гаврила и подумал про себя; "Нечего сказать, аккуратно
говорит человек". - Только вот что, - продолжал он вслух, - невесту-то
тебе приискали неладную.
- А какую, позвольте полюбопытствовать?..
- Татьяну.
- Татьяну?
И Капитон вытаращил глаза и отделился от стены.
- Ну, чего ж ты всполохнулся?.. Разве она тебе не по нраву?
- Какое не по нраву, Гаврила Андреич! Девка она ничего, работница, смирная
девка... Да ведь вы сами знаете, Гаврила Андреич, ведь тот-то, леший, кикимора-то
степная, ведь он за ней...
- Знаю, брат, всё знаю, - с досадой прервал его дворецкий, - да ведь...
- Да помилуйте, Гаврила Андреич! Ведь он меня убьет, ей-богу убьет, как муху
какую-нибудь прихлопнет; ведь у него рука, ведь вы изволите сами посмотреть,
что у него за рука; ведь у него просто Минина и Пожарского рука. Ведь он глухой,
бьет и не слышит, как бьет! Словно во сне кулачищами-то махает. И унять его
нет никакой возможности; почему? Потому, вы сами знаете, Гаврила Андреич,
он глух и, вдобавку, глуп, как пятка. Ведь это какой-то зверь, идол, Гаврила
Андреич, - хуже идола... осина какая-то; за что же я теперь от него страдать
должен? Конечно, мне уже теперь всё нипочем: обдержался, обтерпелся человек,
обмаслился, как коломенский горшок, - всё же я, однако, человек, а не какой-нибудь
в самом деле ничтожный горшок.
- Знаю, знаю, не расписывай...
- Господи боже мой! - с жаром продолжал башмачник, - когда же конец? Когда,
господи! Горемыка я, горемыка неисходная! Судьба-то, судьба-то моя, подумаешь!
В младых летах был я бит через немца хозяина; в лучший сустав жизни моей бит
от своего же брата, наконец в зрелые годы вот до чего дослужился...
- Эх ты, мочальная душа, - проговорил Гаврила. - Чего распространяешься, право!
- Как чего, Гаврила Андреич! Не побоев я боюсь, Гаврила Андреич. Накажи меня
господин в стенах, да подай мне при людях приветствие, и всё я в числе человеков,
а тут ведь от кого приходится...
- Ну, пошел вон, - нетерпеливо перебил его Гаврила.
Капитон отвернулся и поплелся вон.
- А положим, его бы не было, - крикнул ему вслед дворецкий, - ты-то сам согласен?
- Изъявляю, - возразил Капитон и удалился.
Красноречие не покидало его даже в крайних случаях.
Дворецкий несколько раз прошелся по комнате.
- Ну, позовите теперь Татьяну, - промолвил он наконец.
Через несколько мгновений Татьяна вошла чуть слышно и остановилась у порога.