В
образах генерала Платова и тульского мастера-оружейника Левши мы видим истинно
преданных Родине и почитающих Россию лучшей в мире страной, с самым правильным
укладом жизни, верой и самым талантливым и способным народом.
Очень
иллюстративны рассматривание и восхищение царя Александра разными заморскими чудесами
и продуктами, при этом находившийся с императором в европейской поездке казак
Платов, «скучая по своему хозяйству», на все говорил, что и в России все то же
есть, и не хуже, чем в Европе. Мнение царя, обозревающего технические
достижения Европы, было таково, «что мы, русские, со своим значением никуда не
годимся». Платов же, наоборот, истово верил и знал, что русские мастера –
ничуть не хуже, и восхитившую государя пистолю ни минуты не колеблясь вскрыл, и
подпись тульского оружейника на собачке продемонстрировал. На такую защиту
всего русского государь Платову говорил: «Пожалуйста, не порть мне политики». «Дорогой
у них с Платовым очень мало приятного разговора было, потому они совсем разных
мыслей сделались: государь так соображал, что англичанам нет равных в
искусстве, а Платов доводил, что и наши на что взглянут - всё могут сделать, но
только им полезного ученья нет. И представлял государю, что у аглицких мастеров
совсем на все другие правила жизни, науки и продовольствия, и каждый человек у
них себе все абсолютные обстоятельства перед собою имеет, и через то в нем совсем
другой смысл». То есть царь Александр верил в западное просвещение, науку и
западную технологию, а Платов верил, что в мастерстве русским нет равных,
просто русскую натуру надо в её целостности принимать и ценить.
Царь
же Николай «в своих русских людях был очень уверенный и никакому иностранцу
уступать не любил», и Платова попросил блоху английскую свезти тульским
мастерам и сказать им, «что брат мой этой вещи удивлялся и чужих людей, которые
делали нимфозорию, больше всех хвалил, а я на своих надеюсь, что они никого не
хуже». Это очень Платова раззадорило, он сам в мастеров тульских верил,
да и ещё государь с ним эту веру разделял.
Левша
же Платову попался случайно, генерал просто выхватил его из тройки мастеров, и
повез в Петербург перед царем держать ответ. И здесь мы видим левшу как символ
русского мастера, со всей его самобытностью, любовью к родине и почитанием
всего русского наилучшим, необразованностью, горячей верой, смекалкой и
наблюдательностью, причём мастера анонимного. И, несмотря на противоположность образа
левши образу европейской образованной технологии, он мастерством своим эту
технологию превосходит. Государев двор и его уклад изображены абсолютно
противными образам левши и Платова, там надо говорит так-то и так-то, а не
прямую правду, надо почитать европейскую образованность, и не русское знание,
следует доверять западной теоретической учености, а не русской практической
вере. И в итоге левшу можно тягать за волосы, ограбить, раздеть и отправить в
смертельную поездку по больницам, в которой его застудят, изобьют и в конечно
итоге прикончат, а то драгоценное знание, которое он вез на родину, сгинет в
кабинетах министров и чиновников, так и не дойдя до нужного адресата. Как ружья
чистить – знают в России генералы, ну, или должны знать, а если знали, да
ничего не предприняли – отопрутся.