Сообщество «ЖИЗНЬ ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫХ ЛЮДЕЙ»Жизнь, деятельность и творчество талантливых людей, оставивших след в истории. Авторство составляющих каста - обязательно!
Ни с чем не сравнимое наслаждение вызывал у него один вид старинных книг и журналов с их почерневшими переплетами, рыхлой синеватой или желтоватой бумагой, наивными виньетками и гравюрами.Вот как проникновенно писал он о том чувстве:"… книги, один вид которых давал мне почти физическое наслаждение...""… в старых журналах нахождение любимых стихов, давно знакомых по сборникам, но тут напечатанных впервые, давали великую радость, тут эти строки имели особую прелесть, казались гораздо пленительнее, поэтичнее по их большей близости к жизни их писавшего, когда он только что передал в них только что пережитое… Когда жили, были молоды или в расцвете сил Тургенев, Тютчев, Полонский… И вот это время воскресало!..."Запах старинных книг, тот «винный» запах, который всегда исходит от них, вызывает в нем воспоминания о посещении Горького на Капри, когда они "… на спор определяли по запаху (и с достаточной точностью!) время издания тех или иных книг".«Потом примешься за книги, дедовские книги в толстых кожаных переплетах, с золотыми звездочками на сафьяновых корешках. Славно пахнут эти книги с своей пожелтевшей, толстой, шершавой бумагой! Какой-то приятной кисловатой плесенью, старинными духами… Хороши и заметки на их полях, крупно и с круглыми росчерками, сделанные гусиным пером»Стремясь познать прошлое, Бунин часто посещал памятники старины — загородные усадьбы, дворцы, монастыри, церкви… Может быть именно в монастырской библиотеке ему бросились в глаза пронзительные строки, которыми он спустя много десятилетий начнет одно из своих лучших произведений — роман «Жизнь Арсеньева»: «Вещи и дела, аде не написаннии бывают, тьмою покрываются и гробу беспамятства предаются, написаннии же яко душевленнии...»Говоря о книжных интересах Бунина, нужно напомнить об одном любопытном эпизоде его биографии, когда он сам в течение 2 лет пытался выступить на поприще книжного дела. В начале 90-х годов, работая в полтавском земстве в должности статистика и библиотекаря, он на некоторое время берет на себя миссию распространителя книг изд-ва «Посредник», организованного Л.Толстым.«Да, как это ни странно, я когда-то торговал, когда-то в Полтаве была лавочка, внутри которой очень хорошо пахло новыми полками и лежащими на них книжками и брошюрками, а над входом висела вывеска „Книжный магазин Бунина“.Но тщетно ждал он там покупателей, жаждущих „толстовского просвещения“...Более успешной была его деятельность в роли „интеллигентного офени“, разносившего книги по деревням и ярмаркам, за которую он был приговорен к трем месяцем тюрьмы».Во многих произведениях Бунина звучит реквием по разоряющемуся и уходящему со сцены истории мелкопоместному дворянству. Устойчивый быт рушился на глазах, ветшали усадьбы и люди… В чуланах и на чердаках догнивали остатки некогда прекрасных библиотек 18 века. Книги всё больше становятся редкостью, место старинных книг заступает «Нива», любимая обывателем (тоже, кстати, интересный журнал!) В старых книгах отражался ушедший мир. С болью в сердце смотрел на них Бунин.Герой книги «Жизнь Арсеньева» Алексей Арсеньев часто уединяется в стенах губернской библиотеки (как некогда и сам Бунин)и с каким-то щемящим душу чувством грусти глядит на старые книги и журналы. «Это была старая, редкая по богатству библиотека! Но как уныла была она, до чего никому НЕ НУЖНА! Старый, заброшенный дом, огромные голые сенцы, лестница на второй этаж. Три сверху донизу уставленных истрепанными лохматыми книгами залы...Алеша спрашивал „Северную пчелу“, „Полярную звезду“, брал, впрочем, и „Биографии замечательных людей“.»Замечательные люди"! Какое несметное количество было на земле поэтов, романистов, повествователей… А сколько уцелело их в истории? Всё одни и те же имена в века вечные! Гомер, Данте, Петрарка, Шекспир, Гете, Пушкин, Радищев… Всё тот же «Дон -Кихот»..."Книги органически входят в жизнь Бунина, в художественную ткань многих его произведений, по-своему окрашивая их, придавая им обаяние и прелесть, а иногда — чувство трагического одиночества и печали...