Мартовские утренники иногда так крепко складывают снег, что он превращается как бы в мраморный настил, и по нему особенно легко и весело идти.
В лесу, столь прозрачном и звонком, что каждая берёзка, если постучать по стволу, начинала петь, как струна, отчаянно барабанили дятлы, носились по вершинам рыжеющие белки.
Весна чувствовалась и в проталинах на взгорьях и в синей прозрасности горизонта и в опьяняющем запахе снега сосновой хвои и берёзоаой коры, под которой уже вскипала жизнь: бродил сок.
Я прикладывал ухо к ледяному берёзоаому стволу, надеясь уловить смутный, как в раковине, шум, глубоко вдыхал хвойный настой сосновых лап, касаясь их руками, и с хрустом отламывал кусок перламутрового снега, тонко светящейся в луче понимающего мы солнца.
Потом солнце начало растапливать снега, превращая их в воск, будило руч ли на холмах. (До чего же прелестна их тонкая детская песенка!) И я возвращался уже рыхлой дорогой, слушая многое, как всплеск моря, оседание снегов.