За
свою достаточно долгую — более долгую, чем у большинства друзей его
молодости, — жизнь Асеев не раз отмечал круглые даты. В тридцать лет
ему, футуристу, будетлянину, казалось, что жизнь продолжается, лишь пока
есть свежие молодые силы, а там — лучше не быть: