Андрей Болконский не вписывается в обстановку, царящую в салоне Анны Павловны. По его поведению мы видим, что все это ему надоело, он разочарован в свете.
Война, думает герой, есть что-то яркое, особенное.
Но Болконскому не суждено идти этим путем. Первая же победа, о которой он по должности адъютанта Кутузова, навела его на мысли, мучившие его в великосветских гостиных. Глупая, притворная улыбка министра, оскорбительное поведение дежурного флигель-адъютанта, грубость рядового офицерства— все это быстро заглушило интерес к войне и счастье новых, радостных впечатлений.
На войну уезжал князь Андрей противником всяких отвлеченных рассуждений. Когда сестра надевала ему на шею образок, страдая от его шуток над святыней, Андрей взял этот подарок, чтобы только не огорчить сестру, и «лицо его в одно и то же время было нежно и насмешливо». Под Аустерлицем Андрея тяжело ранили. Тогда-то, обессилевший от потери крови, выбитый из рядов своих товарищей, очутившийся перед лицом смерти, Андрей как-то ближе стал к религиозному миропониманию сестры. Когда над ним остановился Наполеон со своей свитой, ему все вдруг представилось в ином свете, нежели до тех пор.
Накануне сражения, после военного совета, оставившего очень путаное впечатление, князю Андрею на минуту пришла в голову мысль о бесцельности жертв; но эта мысль была заглушена другими, привычными мыслями о славе. Но, видя около себя Наполеона, которого считал своим героем, раненый князь Андрей не мог отозваться на обращенный к нему вопрос. «Ему так ничтожны казались в эту минуту все интересы, занимавшие Наполеона, так мелочен казался ему сам герой его».
Князю Андрею пришлось пройти много страданий и потерь. Он пытался найти настоящую жизнь на войне. Но после ранения под Аустерлицем, когда Андрей Болконский вернулся домой, и на его глазах умерла жена, оставив ему маленького сына, все, к чему он стремился, отошло на второй план, и он глубоко разочаровался в жизни. Свое душевное состояние он сравнил с дубом. Князь Андрей уже решил: «пускай другие, молодые, вновь поддаются на этот обман, а мы знаем жизнь – наша жизнь кончена!»
Но все в нем переменила встреча с Наташей Ростовой, которая произошла «в 1809-м году в Отрадном, где жил граф Илья Андреевич все так же, как и прежде, то есть принимая почти всю губернию, с охотами, театрами, обедами и музыкантами».
Болконский увидел бегущую толпу девушек. «Впереди других, ближе, подбегала к коляске черноволосая, очень тоненькая, черноглазая девушка». «Свежей и неподвижно светлой ногою» в комнате над ним «он услыхал женский говор». Соня и Наташа не спали. «Ах, какая прелесть!.. Так бы вот села на корточки, подхватила бы себя под коленки… и полетела бы!» — говорила Наташа Соне.
Андрея Болконского восхищает чуткое, искреннее и чистое слияние Наташи с природой и звездной ночью. Она всем своим существом гармонирует с неиссякаемой жизнью природы.
«В душе князя Андрея вдруг поднялась такая неожиданная путаница молодых мыслей и надежд, противоречащих всей его жизни». Даже «старый дуб, весь преображенный… млел, чуть колтыхаясь в лучах вечернего солнца».
В разговоре с Пьером он горячо и убежденно возражает против всех его планов облагодетельствовать крестьян. Он не хочет служить в армии, отказывается и от выборной дворянской должности, он пытается целиком уйти в заботы только о себе, об отце, о своем доме. Не болеть и не чувствовать угрызений совести — вот основа счастья. Но без насмешливой улыбки, как было бы раньше, князь Андрей выслушивает Пьера, когда тот излагает ему учение масонства: жить для других, но не презирая их, как презирал князь Андрей тех людей, которые должны его прославить, нужно увидеть себя звеном, частью огромного, гармонического целого, нужно жить для истины, для добродетели, для любви к людям.
В 1809 году князь Андрей появляется в столице с репутацией либерала, созданной отпущением на волю крестьян. В кругу молодого поколения, примыкающего к реформационной деятельности Сперанского, князь Андрей сразу занимает видное место. Прежние знакомые находят, что за пять лет он изменился к лучшему, смягчился, возмужал, избавился от прежнего притворства, гордости и насмешливости. Самого князя Андрея неприятно поражает презрение одних людей к другим, что он видит, например, у Сперанского. А между тем Сперанский для него почти то же, что Наполеон до Аустерлица, и князю Андрею кажется, что он опять как будто перед сражением, но только уже гражданским. Он с увлечением принялся за работу над частью гражданского уложения, помолодел, повеселел, похорошел.