Октябрь был на редкость холодный, ненастный. Спутанная трава в саду
полегла, и все доцветал и никак не мог доцвесть и осыпаться один только
маленький подсолнечник у забора.
Над лугами тащились из-за реки, цеплялись за облетевшие ветлы рыхлые тучи. Из них назойливо сыпался дождь.
Ветер свистел за окнами в голых ветвях, сбивал последние листья.
Ночи
были уже долгие, тяжелые, как бессонница. Рассвет все больше медлил,
все запаздывал и нехотя сочился в немытые окна, где между рам еще с
прошлого года лежали поверх ваты когда-то желтые осенние, а теперь
истлевшие и черные листья.
Позабытые звезды пронзительно смотрели на землю.
Она
задохнулась, остановилась у старого дерева, взялась рукой за холодную,
мокрую ветку и узнала: это был клен. Его она посадила давно, еще
девушкой-хохотушкой, а сейчас он стоял облетевший, озябший, ему некуда
было уйти от этой бесприютной, ветреной ночи.
Выпал тонкий снежок.
День побелел, и небо было сухое, светлое, но серое, будто над головой
протянули вымытую, подмерзшую холстину. Дали за рекой стояли сизые. От
них тянуло острым и веселым запахом снега, схваченной первым морозом
ивовой коры.
За оградой, в легком перепархивающем снегу лежала любимая, чуть печальная, родная земля.