На столике, исполосованном ножами, пропахшем кисловатым хлебным духом, лежат бухарики...
Хотя ослепшим от копоти, оглохшим от земли, от пота, от надрыва нашим братьям слышалось в каждом звуке одно: «Хлеб. Хлеб…"
.За длинной стеной, кончавшейся полуразрушенным зданием вокзала — небось
бои тут жестокие шли, — открывалась площадь, полная народу.
Клички бы сохранились, но сами Кузьменыши, любившие морочить окружающих и выдавать себя друг за друга, быстро всех запутали...
Это было единственное, что оказалось у них не просто общим, как все остальное, но и отдельным, принадлежащим каждому из них.
Остались лишь глаза, наполненные страхом.
Их бывший эшелон, стоящий неподалеку, привели в порядок.