В России будут благодарны лишь потомки,
А в современниках иной раз пустота, -
И по земле родной неся свои котомки,
Бредут подвижники, кресты дорог влача...
Не знал и Федоров Иван судьбы злосчастья,
Когда был дьяконом Гостунской церкви* он,
Венец друкарства** вящим отблеском несчастий,
Мерцал над ним, под колокольный перезвон.
Под сенью церкви Николая Чудотворца,
Был уготован путь тернистый, на века,-
Веленьем царским после взятия Казани,
Он напечатал первым божьи словеса.
Но в людях зависть и донос живут от веку -
Непреходяща в душах, Змея ипостась.
Страдал сын Божий - что потуги человеку?
Смиренно Федоров принял себе напасть.
Причиной явной, что случилось неизвестно -
У переписчиков ли ревность возбудил,
Или каприз Ивана Грозного бесчестный,
Иль суеверья в душах темных пробудил?
В итоге в Польше он осел скоропостижно,
Книгопечатный двор в Москве заполыхал,-
Иван же дальше в просвещенном рвеньи книжном,
Всю душу, помыслы и сердце отдавал.
Первопечатник русский под крылом чужбины,
Дороги польские, литовские избрал -
И Заблудовье, и Острог, и Львов седины,
Его увидели - что дальше он не знал...
Но верил в помощь Николая Чудотворца***
И в богоизбранность печатного пути.
Свет потаенный книжный, словно бы от солнца,
В листах печатных выбрал людям донести.
Он шел сквозь тернии, препоны и напасти,
Не для стяжательства - в нем просвещенья дух!
На склоне жизни не пришлось изведать счастья -
Уставший Светоч в типографии потух.
Да, нелегка порой судьба первопроходца...
И на просторах русской родины моей,
Из века в век их окружают «доброхоты»,
Плетут интриги - ищут выгоды своей.
Потом приходит время - вспоминают рьяно,
О тех, кого травили яростно толпой.
А в мутных водах солнце, улыбаясь пьяно,
Дивится русской, бестолковой стороной...
Лишь время лечит - время учит - время знает!
И поклонившись, низко в пояс до земли,
В лице грядущего, потомок пылко скажет -
Спасибо им за то, что были и смогли!