Даже дурацкая, по сути дела, речь Гаева перед шкафом, несмотря на свою нелепость, в какой-то степени проникнута лиризмом. Однако подспудно проступает и трагизм подобной ситуации: обстоятельства требуют как можно скорее решить, что делать дальше, чтобы сохранить имение, а человек распинается перед предметом интерьера, выставляя себя на посмешище. Сходным образом выглядит и его сестра, которая от умиления целует шкаф. Впрочем, чувства, которые охватывают Раневскую при виде имения, в котором прошла значительная часть ее жизни, проявляются гораздо поэтичнее, чем у ее брата: «О, мое детство, чистота моя! В этой детской я спала, глядела отсюда на сад, счастье просыпалось вместе со мною каждое утро, и тогда он был точно таким, ничего не изменилось». И здесь слышатся трагические нотки: изменилось-то как раз очень многое, а Раневская не умеет и не хочет этого понять. Лишь внешне все выглядит по-прежнему, но «сад продадут за долги».