В юношеском творении, датированном 1829 г., читатель встречается с ярким и вполне сформировавшимся образом лермонтовского лирического героя — сильного духом, мятежного, дерзновенного.
Произведение содержит формальные признаки сакрального жанра, оправданные названием: в поэтическом тексте присутствуют призыв к божеству, признание его мощи, просьба и торжественное обещание героя. Однако по своему идейному содержанию стихотворение не только противоречит классическим канонам, но подрывает их. «Молитва» — искренняя попытка поговорить с Богом на равных, без смирения и покаяния.
Интересна композиция произведения: две неравные части представляют собой два сложноподчиненных предложения. Подобный синтаксис призван передать быстрый темп речи, порожденный эмоциональным всплеском и даже надрывом, не характерным для медитативного настроя традиционной молитвы. Каждая из частей произносится будто на одном дыхании.
Лирический герой просит Всевышнего не налагать наказание. Список прегрешений оборачивается перечислением свойств характера молящегося. Он формируется при помощи группы подчиненных предложений, в которых выделяется анафора «за то». Герой декларирует свою близость ко всему земному, постепенно продвигаясь к главному, наиболее тревожащему его вопросу. Творческое вдохновение побуждает романтика преодолевать границы тесного земного мира. Первая строфа заканчивается кощунственным признанием: герой не только боится довериться Богу, но заменяет его другой вечной сущностью.
Просьбы, которые звучат в заключительной строфе, больше похожи на условия равноправного договора. Если Всесильный выполнит пожелания, тогда герой вступит на «тесный путь спасения». Полемические интонации нарастают: «страшная жажда песнопенья» составляет суть натуры лирического «я». Отказ от «чудного пламени» творчества влечет за собой гибель личности.
Знаковое определение «тесный» звучит дважды в отношении ключевых понятий — мира земного и спасительного исхода. Герой «Молитвы» осознает, что путь самоограничения, самообуздания и аскетизма губителен для его поэтического дара. В интонациях лирического монолога слышатся недоумение и упрек: если герой стал избранником, носителем Божьей искры, то зачем ограничивать «лаву вдохновенья» рамками традиций и условностей?
В центре внимания «Молитвы» — психология внутреннего конфликта: лирический субъект нуждается в поддержке светлого высшего начала и одновременно осознает самоценность личности, стремящейся к свободе и творчеству.