Я стоял и смотрел на эти хрущевки, обветшалые бараки, полуразваленные общежития, дороги, больше напоминающие грязевые просеки, билборды с очередным до боли знакомым лицом и людей - людей, понуро бредших, кутающихся в плащ, оставляя на расправу ледяному ветру лишь одну руку с бутылкой огненной воды, и видя это думал лишь одно: какая глушь.