Введение
Роман Гончарова «Обломов» является социально-психологическим произведением русской литературы середины 19 века, в котором автор затрагивает ряд «вечных» тем, актуальных и для современно читателя. Одним из ведущих литературных приемов, используемых Гончаровым, является портретная характеристика героев. Через детальное описание внешности персонажей раскрывается не только их характер, но и подчеркиваются индивидуальные особенности, схожесть и различия действующих лиц. Особое место в повествовании занимает портрет Обломова в романе «Обломов». Именно с описания внешности Ильи Ильича автор начинает произведение, особое внимание уделяя мелким деталям и нюансам облика персонажа.
Портрет Ильи Ильича Обломова
Илья Ильич изображается мужчиной тридцати двух лет, среднего роста с темно-серыми глазами. Он достаточно привлекателен внешне, но «обрюзгший не по летам». Основной чертой наружности героя была мягкость – в выражении лица, в движениях и линиях тела. Обломов не производил впечатление человека, живущего великими целями либо непрерывно что-то обдумывающего – в чертах его лица читалось отсутствие всякой определенной идеи и сосредоточенности, «мысль гуляла вольной птицей по лицу, порхала в глазах, садилась на полуотворенные губы, пряталась в складках лба, потом совсем пропадала, и тогда во всем лице теплился ровный свет беспечности. С лица беспечность переходила в позы всего тела, даже в складки шлафрока». Порой в его взгляде проскакивало выражение скуки либо усталости, однако они не могли согнать с лица Ильи Ильича той мягкости, которая присутствовала даже в его глазах и улыбке. Чересчур светлая кожа, маленькие пухлые руки, мягкие плечи и слишком изнеженное для мужчины тело выдавали в нем человека не приученного трудиться, привыкшего все дни проводить в безделье, рассчитывая на помощь слуг. Любые сильные эмоции не отражались на внешности Обломова: «когда он был даже встревожен», движения его «сдерживались также мягкостью и не лишенною своего рода грации ленью. Если на лицо набегала из души туча заботы, взгляд туманился, на лбу являлись складки, начиналась игра сомнений, печали, испуга; но редко тревога эта застывала в форме определенной идеи, еще реже превращалась в намерение.