Чуден Днепр при тихой погоде, когда
вольно и плавно мчит сквозь леса и
горы
полные воды свои. Ни зашелохнет; ни
прогремит. Глядишь, и не знаешь,
идет
или не идет его величавая ширина, и
чудится, будто весь вылит он из
стекла,
и будто голубая зеркальная дорога,
без меры в ширину, без конца в длину,
реет и вьется по зеленому миру. Любо
тогда и жаркому солнцу оглядеться с
вышины и погрузить лучи в холод
стеклянных вод и прибережным лесам
ярко
отсветиться в водах. Зеленокудрые!
они толпятся вместе с полевыми
цветами к
водам и, наклонившись, глядят в них
и не наглядятся, и не налюбуются
светлым
своим зраком, и усмехаются к нему, и
приветствуют его, кивая ветвями. В
середину же Днепра они не смеют
глянуть: никто, кроме солнца и
голубого
неба, не глядит в него. Редкая птица
долетит до середины Днепра. Пышный!
ему
нет равной реки в мире. Чуден Днепр
и при теплой летней ночи, когда все
засыпает - и человек, и зверь, и
птица; а бог один величаво озирает
небо и
землю и величаво сотрясает ризу. От
ризы сыплются звезды. Звезды горят
и
светят над миром и все разом
отдаются в Днепре. Всех их держит
Днепр в
темном лоне своем. Ни одна не убежит
от него; разве погаснет на небе.
Черный
лес, унизанный спящими воронами, и
древле разломанные горы, свесясь,
силятся
закрыть его хотя длинною тенью
своею, - напрасно! Нет ничего в мире,
что бы
могло прикрыть Днепр. Синий, синий,
ходит он плавным разливом и середь
ночи,
как середь дня; виден за столько
вдаль, за сколько видеть может
человечье
око. Нежась и прижимаясь ближе к
берегам от ночного холода, дает он
по себе
серебряную струю; и она вспыхиваете
будто полоса дамасской сабли; а он,
синий, снова заснул. Чуден и тогда
Днепр, и нет реки, равной ему в мире!
Когда же пойдут горами по небу
синие тучи, черный лес шатается до
корня,
дубы трещат и молния, изламываясь
между туч, разом осветит целый мир -
страшен тогда Днепр! Водяные холмы
гремят, ударяясь о горы, и с блеском
и
стоном отбегают назад, и плачут, и
заливаются вдали. Так убивается
старая
мать козака, выпровожая своего сына
в войско. Разгульный и бодрый, едет
он
на вороном коне, подбоченившись и
молодецки заломив шапку; а она,
рыдая,
бежит за ним, хватает его за стремя,
ловит удила, и ломает над ним руки, и
заливается горючими слезами.
Дико чернеют промеж ратующими
волнами обгорелые пни и камни на
выдавшемся
берегу. И бьется об берег, подымаясь
вверх и опускаясь вниз, пристающая
лодка. Кто из козаков осмелился
гулять в челне в то время, когда
рассердился
старый Днепр? Видно, ему не ведомо,
что он глотает, как мух, людей.