Внешность Латунского:
"...– Это блондин‑то? – щурясь, спросила Маргарита.
– Пепельного цвета... Видите, он глаза вознес к небу.
– На патера похож?
– Во‑во!.."
(*патер - католический священник)
Критик Латунский - член редакционной коллегии в одной из газет:
"...с моим произведением должны ознакомиться другие члены редакционной коллегии, именно критики Латунский и Ариман и литератор Мстислав Лаврович. Он просил меня прийти через две недели..."
Однажды критик Латунский пишет отрицательный отзыв о романе Мастера:
"...я развернул третью газету. Здесь было две статьи: одна – Латунского, а другая – подписанная буквами «Н. Э.». Уверяю вас, что произведения Аримана и Лавровича могли считаться шуткою по сравнению с написанным Латунским. Достаточно вам сказать, что называлась статья Латунского «Воинствующий старообрядец».."
С тех пор Мастер ненавидит Латунского за его злую критику:
"...Об одном жалею, что на месте этого Берлиоза не было критика Латунского или литератора Мстислава Лавровича..."
Маргарита также ненавидит критика Латунского:
"...– А вы, как я вижу, – улыбаясь, заговорил рыжий, – ненавидите этого Латунского.
– Я еще кой‑кого ненавижу, – сквозь зубы ответила Маргарита..."
"...она <...> сказала, что она отравит Латунского..."
В конце концов Мастер попадает в психиатрическую клинику по вине критиков, в том числе Латунского:
"...Латунский! – завизжала Маргарита. – Латунский! Да ведь это же он! Это он погубил мастера..."
"...Он, мессир, – объяснила Маргарита, – погубил одного мастера..."
Маргарита, став ведьмой, мстит Латунскому. Она прилетает в его квартиру и устраивает погром:
"...Из кухни в коридор уже бежал поток. Шлепая босыми ногами в воде, Маргарита ведрами носила из кухни воду в кабинет критика и выливала ее в ящики письменного стола. Потом, разломав молотком двери шкафа в этом же кабинете, бросилась в спальню. Разбив зеркальный шкаф, она вытащила из него костюм критика и утопила его в ванне. Полную чернильницу чернил, захваченную в кабинете, она вылила в пышно взбитую двуспальную кровать в спальне. Разрушение, которое она производила, доставляло ей жгучее наслаждение, но при этом ей все время казалось, что результаты получаются какие‑то мизерные. Поэтому она стала делать что попало. Она била вазоны с фикусами в той комнате, где был рояль. Не докончив этого, возвращалась в спальню и кухонным ножом резала простыни, била застекленные фотографии. Усталости она не чувствовала, и только пот тек по ней ручьями..."
Месть Маргариты потрясает Латунского. С тех пор он с ужасом вспоминает этот случай:
"...Да, говорят, что и до сих пор критик Латунский бледнеет, вспоминая этот страшный вечер..."