А. С. Пушкин заинтересовался событиями Пугачевского бунта (судя по его письму к брату) в 1824 году, во время михайловской ссылки; просил прислать известный, даже модный (хотя, как оказалось, полный нелепостей и вздора) роман «Ложный Петр III, или Жизнь и похождения бунтовщика Емельяна Пугачева».
Летом 1832 года {или, как полагают пушкинисты, несколько раньше) Пушкиннабросал первый известный нам план повести или романа, в котором угадываются черты будущей «Капитанской дочки». Через некоторое время появился второй, а потом и третий; под ним — дата: «31 янв. 1833», но роман «не шел»... Почему? — Одну из причин видим в том, что Пушкин, скорее всего, не столь хорошо знал эпоху Пугачевского бунта, чтобы писать исторический роман.
Пушкин изучил газеты и книги и вскоре уже знал «все, что было обнародовано правительством касательно Пугачева».
В начале февраля 1833 года Пушкин обратился к военному министру графу Александру Ивановичу Чернышеву с просьбой о разрешении пользоваться материалами военного архива. Свое желание объяснил намерением писать «Историю генералиссимуса князя Италийского графа Суворова-Рымникского», но занимал Пушкина не блистательный полководец, а запрещенный «мужицкий царь» Емелька Пугачев: истинные намерения до поры до времени приводилось скрывать.
Секретной экспедиции Военной коллегии, архивными материалами Главного штаба, а в апреле приступил к «Истории Пугачева» и всего за пять недель завершил работу. Такая быстрота объясняется тем, что «История» задумывалась, вероятно, как введение к роману, однако стремительно перерастала в самостоятельное исследование, не перечеркивающее замысел романа, но составляющее его выверенную историческую основу.
Б сентябре Пушкин побывал в местах Пугачевского бунта в Нижнем Новгороде, Казани, Симбирске, Оренбурге, Уральске, опрашивал стариков, современников и свидетелей крестьянской воины, записывал их рассказы, предання, песни; собирал материалы в провинциальных архивах.
В октябре приехал в Болдино; привел здесь в порядок бумаги, написал новое предисловие к "Истории Пугачева" и, вернувшись в Петербург, обратился к начальнику III отделения его императорского величества канцелярии генерал-адъютанту А. X. Бенкендорфу с письмом:
«Милостивый государь граф Александр Христофорович!
...Хотя я как можно реже старался пользоваться драгоценным мне дозволением утруждать внимание государя императора, но ныне осмеиваюсь просить на то высочайшего соизволения: я думал некогда написать исторический роман, относящийся ко времени Пугачева, но, нашед множество материалов, я оставил вымысел и написал историю Пугачеащины. Осмеливаюсь просить через Ваше сиятельство дозволения представить оную на высочайшее рассмотрение».
Царь рукопись прочитал, внес 23 поправки, заметил, что название «История Пугачева» лучше заменить на «Историю Пугачевского бунта» (с чем Пушкин согласился: «царское название, признаемся, точнее»), и не только разрешил печатать книгу, но и расходы по изданию отнес на свой счет: Пушкин заимообразно получил ссуду в 20 000 рублей.
В декабре 1834 года «История Пугачевского бунта» вышла в свет. Встретили книгу холодно. Тираж раскупался плохо, а министр народного просвещения Сергей Семенович Увароа «кричал» о ней «как о возмутительном сочинении». В пушкинское время слово «возмутить» имело следующее значение: «волновать, тревожить, беспокоить, побуждать к ропоту, неудовольствию, к мятежу, производить восстание».
Что же так взволновало, встревожило министра? Что «возмутительного» нашел он в «Истории Пугачевского бунта»? В чем вообще значение этого исторического труда великого Поэта России?
Пушкин первым пробил брешь в указе о предании вечному забвению самого имени Емельяна Пугачева. Он использовал не только официальные источники, малочисленные и откровенно враждебные бунтовщикам, но и неопубликованные, в том числе мемуарные, предоставленные друзьями, знакомыми, а также найденные или записанные им самим.
О восстании 1773—1774 годов Пушкин, гениальный ученик и последователь Николая Михайловича Карамзина, «рассказывал со всею верностию историка». Он создал первую в России научно-художественную летопись событий Пугачевского бунта, которая и по сей день не утратила своего значения; скорее, наоборот: исторических работ, объективно, без классовых или идеологических пристрастий анализирующих одну из самых трагичных страниц отечественной истории, у нас, к сожалению, нет до сих пор.
Пушкинское изображение мятежников и событии существенно отличалось от официальной точки зрения на восстание, потрясшее Россию, и Сергей Семенович Уваров о «возмутительном» характере «Истории Пугачевского бунта» «кричал» не случайно: пушкинский Пугачев не патологический изверг, вставший во главе людей, доведенных до крайности. Причины бунта (официальная историография их не называет) Пушкин склонен был видеть в произволе чиновников, утеснявших казаков, в непродуманных и жестоких действиях правительственной администрации, в отсутствии законов, несвободе закрепощенного народа, беззащитного и бесправного.