«Величайшую дополняющую ценность имеет описание действия, которое что-то объясняет, не будучи исключительно целью самой в себе.
Точно подобранное описание действия что-то говорит о героях, может, лучше всех остальных техник определяя их личность. Женщина стучит накрашенными ногтями по столешнице и ждет, чтобы кто-то поднял трубку; молодой человек не может посмотреть своему собеседнику прямо в глаза; старушка слушает врача, машинально пощипывая одеяло — это все образы.
Один образ иногда стоит больше, чем тысяча слов. Диалог, соединенный с тщательно подобранным описанием действия, по моему мнению, есть самой простой и эффективной техникой, благодаря которой бесцветные сцены наполняются жизнью» (с)
- А Владимир Семенович позволит вам развестись с ним? - спросил он,
откинувшись на подушку, цвет которой напомнил ему слегка протухшее мясо, и нежно сжимая ее руку.
- Владимир меня обожает, - ответила она. - Это разобьет ему сердце.
- Он приятный человек, и мне бы не хотелось, чтобы он был несчастен.
Но будем надеяться, что у него это пройдет.
- У него это никогда не пройдет. Такова русская душа. Я знаю, когда я
его оставлю, он почувствует, что потерял все, ради чего стоило жить. Я еще
не видела, чтобы мужчина так всецело предавался женщине, как он мне. Но, конечно, он не захочет помешать моему счастью. Для этого он слишком благороден. Он поймет, что у меня нет права колебаться, когда речь идет о моем саморазвитии. Владимир даст мне свободу, ни о чем не спрашивая.
<…>
- Владимир ни за что не захочет обречь меня на скандальную
известность, неизбежную при бракоразводных процессах. Когда я объясню ему, что решила выйти за вас, он покончит с собой.
- Это было бы ужасно, - сказал Эшенден.
Он растерялся, но и ощутил острое волнение. Так похоже на русский
роман! И он словно увидел перед собой страшные и трогательные страницы, и еще страницы, и еще страницы, на которых Достоевский описал бы подобный случай. Он знал, какие терзания испытывали бы персонажи - разбитые бутылки шампанского, поездки к цыганам, водка, обмороки, каталепсия и длинные-предлинные монологи, которые произносили бы все до единого.
Положение было таким жутким, таким упоительным, таким безвыходным!
- Мы из-за этого будем ужасно несчастными, - сказала Анастасия
Александровна, - но не вижу, что еще ему остается. Умолять его, чтобы он
жил без меня, я не могу. Он будет как корабль без руля, как авто без
карбюратора. Я так хорошо знаю Владимира! Он покончит с собой!
- Каким образом? - спросил Эшенден, которого, как реалиста, страстно
интересовали подробности.
- Размозжит себе пулей висок. (Моэм. Белье мистера Харрингтона)