Говоря о конфликтах конца XX — начала XXI в., следует остановиться на двух важнейших вопросах, которые имеют не только теоретическую, но и практическую значимость.
1. Изменился ли характер конфликтов (если да, то в чем это про»|
является)?
2. Как можно предотвращать и регулировать вооруженные формы конфликтов в современных условиях?
Ответы на эти вопросы непосредственно связаны с определений ем характера современной политической системы и возможность» воздействия на нее. Сразу после окончания холодной войны появилось ощущение, что мир находится в преддверии бесконфликтной эры существования. В академических кругах эта позиция наиболее чепе выражена Ф. Фукуямой, когда он заявил о конце истории. Она достаточно активно поддерживалась и официальными кругами, например США, несмотря на то, что находившаяся у власти в начале 1990-х гг. республиканская администрация была менее склонна, по сравнению с демократами, исповедовать неолиберальные взгляды. Президент США Дж. Буш-старший, например, говоря о конфликте в Персидском заливе, заявил, что «он прервал краткий миг надежды, но тем не менее мы являемся свидетелями рождения нового мира, свободного от террора».
События же в мире стали развиваться так, что количество локальных и региональных конфликтов с применением насилия в мире сразу после завершения холодной войны увеличилось. Об этом свидетельствуют данные Стокгольмского международного института исследования проблем мира (СИПРИ), одного из ведущих международных центров, занимающихся анализом конфликтов, причем большинство из них оказалось либо в развивающихся странах, либо на территории бывшего СССР или бывшей Югославии. Только на постсоветском пространстве, по оценкам В.Н. Лысенко, в 1990-х гг. насчитывалось около 170 конфликтогенных зон, из которых в 30 случаях конфликты протекали в активной форме, а в десяти дело дошло до применения силы.