- Я советую тебе, друг мой, съездить с визитом к губернатору, ты
понимаешь, я тебе это советую не потому, чтоб я придерживался старинных
понятий о необходимости ездить к властям на поклон, а просто потому, что
губернатор порядочный человек; притом же ты, вероятно, желаешь
познакомиться с здешним обществом.. . ведь ты не медведь, надеюсь? А он
послезавтра дает большой бал. (Матвей Ильич Колязин, "доверенное лицо
министерства в Петербурге")
- Вы будете на этом бале? (Аркадий Кирсанов)
- Он для меня его дает, - проговорил Матвей Ильич почти с сожалением. - Ты танцуешь?
- Танцую, только плохо.
- Это напрасно. Здесь есть хорошенькие, да и молодому человеку стыдно
не танцевать. Опять-таки я это говорю не в силу старинных понятий; я
вовсе не полагаю, что ум должен находиться в ногах, но байронизм смешон,
il a fait son temps*. (* прошло его время - франц. )
Несколько
дней спустя состоялся бал у губернатора. Матвей Ильич был настоящим
"героем праздника", губернский предводитель объявлял всем и каждому, что
он приехал, собственно, из уважения к нему, а губернатор даже и на
бале, даже оставаясь неподвижным, продолжал "распоряжаться". [...]
Народу было пропасть, и в кавалерах не было недостатка; штатские более
теснились вдоль стен, но военные танцевали усердно, особенно один из
них, который прожил недель шесть в Париже, где он выучился разным
залихватским восклицаньям [...] Кукшина оставалась позже всех на бале и в
четвертом часу ночи протанцевала польку-мазурку с Ситниковым на
парижский манер. Этим поучительным зрелищем и завершился губернаторский
праздник.
О друг мой Аркадий! -воскликнул Базаров, -об одном прошу: не говори красиво.
Природа не храм, а мастерская, и человек в ней работник. (Евгений Базаров)
Настоящий человек тот, о котором думать нечего, а которого надобно слушаться или ненавидеть. (Евгений Базаров)
По-моему, или все, или ничего. Жизнь за жизнь. Взял мою, отдай свою, и
тогда уже без сожаления и без возврата. А то лучше и не надо. (Анна
Одинцова)
...потом мы догадались, что болтать, все только
болтать о наших язвах не стоит труда, что это ведет только к пошлости и
доктринерству; мы увидали, что и умники наши, так называемые передовые
люди и обличители, никуда не годятся, что мы занимаемся вздором, толкуем
о каком-то искусстве, бессознательном творчестве, о парламентаризме, об
адвокатуре и черт знает о чем, когда дело идет о насущном хлебе, когда
грубейшее суеверие нас душит, когда все наши акционерные общества
лопаются единственно оттого, что оказывается недостаток в честных людях,
когда самая свобода, о которой хлопочет правительство, едва ли пойдет
нам впрок, потому что мужик наш рад самого себя обокрасть, чтобы только
напиться дурману в кабаке.
Она [Кукшина] по-прежнему якшается с
студентами, особенно с молодыми русскими физиками и химиками, которыми
наполнен Гейдельберг и которые, удивляя на первых порах наивных немецких
профессоров своим трезвым взглядом на вещи, впоследствии удивляют тех
же самых профессоров своим совершенным бездействием и абсолютною ленью.
Не без тебя, ни с тобой жить не могу.