Тургенев зло посмеялся над Кирсановым в сцене дуэли Павла Петровича с Базаровым. Дуэль всегда была не только обязанностью дворянина защищать свою честь, но и его высоким исключительным правом. Признание права на дуэль было равнозначно признанию чести и достоинства человека. И наоборот, в романе высокое содержание и трагическая торжественность дуэли разрушается ее поистине пародийным характером, прежде всего комической фигурой «секунданта» — лакея Петра, нелепость которого признает и сам Павел Петрович . «А согласитесь, Павел Петрович, что поединок наш необычен до смешного. Вы посмотрите только на физиономию нашего секунданта» , — говорит Базаров. Благородный герой, каким бы хотел выглядеть Кирсанов, низведен до уровня презираемой им черни. Ранив в ногу Павла Петровича, Базаров оказал медицинскую помощь своему противнику и вскоре покинул дом Кирсановых. Уезжая, он видит их усадьбу в последний раз. Каковы же его чувства? «Он только сплюнул и, пробормотав: "Барчуки проклятые",— плотнее завернулся в шинель» . В это время «Павел Петрович помочил себе лоб одеколоном и закрыл глаза. Освещенная ярким дневным светом, его красивая, исхудалая голова лежала на белой подушке, как голова мертвеца. . Да он и был мертвец. . » Эти слова автора символичны. Мертв, конечно, не человек Павел Петрович — мертв дворянин Кирсанов. И это лучший из дворян. Аристократ, джентльмен, человек несомненного внутреннего достоинства. И — мертвец. «Но если сливки плохи, то что же молоко? » А «молоко» — это люди, давно растерявшие былые высокие принципы и подменившие их пустым лицемерием. Мертво дворянство. Время дворянской революционности — давно в прошлом. Самое большее, на что они способны, — благие порывы, осуществить которые у них нет ни сил, ни энергии.
Неудача и комичность затеянного им дела окончательно убеждают Павла Петровича, что век дуэлей (то есть век дворянства) прошел, а его хваленые “принсипы” заметно устаревают. Тут же он и отказывается от одного из них, сам уговаривая брата жениться на Фенечке, что раньше представлялось ему недопустимым мезальянсом (“Полно нам ломаться и думать о свете !” “Я начинаю думать, что Базаров был прав, обвиняя меня в аристократизме. ”). при этом сам Павел Петрович больше не видит для себя места в жизни и отправляется за границу “доживать”.Его отъезд из России равносилен для автора его социальной смерти, подтверждения своей окончательной чуждости и бесполезности для нее. Как насмешка над его славянофильством смотрится на его столе в Дрездене “серебряная пепельница в виде мужицкого лаптя”.