В горнице было тепло, сухо и опрятно: новый золотистый образ в левом
углу, под ним покрытый чистой суровой скатертью стол, за столом чисто вымытые лавки; кухонная печь, занимавшая дальний правый угол, ново белела мелом; ближе стояло нечто вроде тахты, покрытой пегими попонами, упиравшейся отвалом в бок печи; из-за печной заслонки сладко пахло щами — разварившейся капустой, говядиной и лавровым листом.
Усталость и рассеянность его исчезли, он встал и решительно заходил по горнице, глядя в пол.
Раз разговор наш коснулся до наших чувств, скажу прямо: простить я вас никогда не могла.
Одно тебе скажу: никогда я не был счастлив в жизни, не думай, пожалуйста.
Сына обожал, — пока рос, каких только надежд на него не возлагал!