Закутанная в белое, обвитая гирляндами из полевых цветов и зелени, с кудрявой дубовой веткой в руке ступает по траве прекрасная босоногая богиня.… А из темнеющей рядом дубравы движется за ней Смерть, хлещет, как косой, сухой веткой, настигает, рвёт и топчет цветы… Древние, как дети, играли в смерть своей Костромы, приняв её смерть как необходимую прелюдию к возрождению жизни. На умирающую Кострому и Смерть играющие парни и девушки выливали бочку с водой, потом на носилках несли хоронить, бросали в воду. Вот и кончилась игра в Кострому — грязные, мокрые и весёлые её участники шли гулять да пировать…
В конце прошлого века Иван Миловидов, член Костромской архивной комиссии, записавший этот языческий обряд похорон божества весны — Костромы, уверял читателей, что именно от него город и река получили своё название. С тех пор возникало ещё до двух десятков версий, как расшифровать это таинственное слово-имя . Однако всё же предпочтение отдавалось древнему божеству весны. И эта гипотеза так понравилась, что стала кочевать из одной книги в другую. Хотя интересно, что в первом и единственном словаре славянских мифов известного словиста Андрея Сергеевича Кайсарова языческое божество с таким именем вообще не упоминается. Кострома здесь — имя куклы чучела, символизирующей дух растительности, а «похороны Костромы» — летний аграрно-магический обряд, который справлялся обычно, как значится у автора, на следующей неделе после дня летнего солнцестояния, то есть 29 июня, на Петров день. Оплакивая уходящую, увядающую, умирающую силу растительного духа, древний человек таким образом готовил возрождение Костромы в будущем. Здесь можно обратить внимание на любопытное, правда не совсем точное совпадение. Праздник города (день города Костромы) тоже отмечается в июне.