День приближался к концу. Над Волгой в тишине наступающего заката чуть заметно дрожал воздух и не слышно уходила в туманную даль широкая река. Вечернее солнце медленно спускалось к зелени гор освещая их вершины. Овраги делались более угрюмыми и, быть может, более красивыми, и из них тянуло ароматной влагой тихой июльской тёплой ночи. Берег проросший развесистыми и вековыми липами уступами уходил к Волге, а внизу у самой воды, густо разрослись сирень и колючий шиповник. В кустах задумчиво наклонившихся над журчащими студеными ключами, защелкали соловьи, а из темнеющей дали, где уже замерли бледные огни далёкого города, донеслись гудки встретившихся пароходов. Где-то бойко и упорно шлёпал о воду буксир, а под кручей высокого берега жалобно скрипели кормовые вёсла плотов, старавшихся выбраться на середину реки. Потом всё затихло, и только соловьиные трели, да неумолчный шум родника, каскадом спускавшегося к Волге, нарушали тишину летней ночи, пронизанной мерцающим светом бесчисленных звёзд.