Барин вернулся домой, причитая:
«Грешен я, грешен! Казните меня!»
Последние слова «оказии», несомненно, и выражают мнение бывшего дворового: «Будешь ты, барин, холопа примерного, / Якова верного / Помнить до судного дня!»Но для автора суть этой истории не заключается только в том, чтобы показать неблагодарность господ, доводящих верных слуг до самоубийства, т.е. напомнить о «великом господском грехе». Есть и другой смысл в этой истории: Некрасов вновь пишет о безграничном терпении «холопов», привязанность которых невозможно оправдать нравственными качествами их хозяина. Интересно, что, выслушав эту историю, одни мужики жалеют и Якова, и барина («Какую принял казнь!»), другие – только Якова. «Велик дворянский грех!» – скажет степенный Влас, соглашаясь с рассказчиком. Но одновременно эта история изменила ход мыслей мужиков: новая тема вошла в их разговор, новый вопрос теперь их занимает: кто всех грешней. Спор заставит по-новому осмыслить и историю про Якова: возвращаясь потом к этой истории, слушатели будут не только жалеть Якова, но и осуждать его, скажут не только о «великом дворянском грехе», но и о грехе «Якова несчастного». А затем, не без помощи Гриши Добросклонова, укажут и истинного виновника: «всему виною «крепь»:
Змея родит змеенышей,
А крепь – грехи помещика,
Грех Якова несчастного <...>
Нет крепи – нет помещика,
До петли доводящего
Усердного раба,
Нет крепи – нет дворового,
Самоубийством мстящего
Злодею своему!
Но, чтобы прийти к этой мысли, принять ее, вахлаки должны были выслушать и другие, не менее печальные истории о крепостном праве, понять их, осознать глубокий смысл легенд. Характерно, что за историей верного холопа и неблагодарного барина следует история о двух великих грешниках – разбойнике Кудеяре и пане Глуховском. У нее – два рассказчика. Странник-богомолец Ионушка Ляпушкин услышал ее от соловецкого инока отца Питирима. Благодаря таким рассказчикам легенда воспринимается как притча – так называл ее и сам Некрасов. Это не просто «оказия», которой «нет чудней», а исполненный глубокой мудрости рассказ, имеющий общечеловеческий смысл.
Две судьбы противопоставлены и сопоставлены в этой легенде-притче: судьба разбойника Кудеяра и пана Глуховского. Оба они – великие грешники, оба – убийцы. Кудеяр – «злодей», «зверь-человек», убивший много невинных людей – «целую рать – не сочтешь». «Много жестокого, страшного» известно и о пане Глуховском: он убивает своих холопов, не считая это грехом. Исследователи справедливо указывают на то, что фамилия пана – символична: он «глух к страданиям народа». Беззаконный разбойник и законный владелец крепостных душ уравнены в своих злодеяниях. Но с Кудеяром происходит чудо: «вдруг у разбойника лютого / Совесть Господь пробудил». Долго боролся с муками совести Кудеяр, и все же «совесть злодея осилила». Однако как ни старался, не мог он искупить свою вину. И тогда было ему видение: срезать тем ножом, «что разбойничал», дуб вековой: «Только что рухнется дерево, / Цепи греха упадут». Долгие годы проходят в тяжкой работе: но дуб рухнул только тогда, когда инок убивает пана Глуховского, похваляющегося, что «не чает давно» спасения, не чувствует мук совести.
Как понять смысл этой легенды? Исследователи видят здесь призыв к крестьянской революции, «к расправе с угнетателями»: цепи греха с мужиков падут тогда, когда они покончат со своими мучителями. Но Глуховский – не просто «угнетатель», и убивает его не крепостной, не крестьянин (Некрасов, кстати, убрал из текста все упоминания о крестьянском прошлом Кудеяра), а инок. Глуховский – великий грешник не только потому, что «холопов губит, мучает, пытает и вешает», но и потому, что не признает издевательство над крепостными и даже убийство крестьян грехом, он лишен мук совести, «не чает давно» спасения, т.е. не верит в Бога и Божий суд – а это поистине смертный, великий грех. Инок, замоливший грехи убийством нераскаявшегося грешника, предстает в притче как орудие Божьего гнева. Точно подмечено одним из исследователей, что инок в момент убийства – «фигура пассивная, им управляют иные силы, что подчеркнуто «пассивными» глаголами: «сталося», «ощутил». Но главное, – его стремление поднять нож на Глуховского названо «чудом», что прямо указывает на божественное вмешательство.
Мысль о неизбежности высшего, Божьего суда над нераскаявшимися преступниками, с которыми уравниваются не признавшие своего греха помещики, убивавшие или мучившие законно принадлежащих им крепостных, утверждали и финальные слова притчи: «Слава творцу вездесущему / Днесь и во веки веков!» Эти финальные слова Некрасов вынужден был изменить после запрещения главы цензором. Новое окончание: «Господу Богу помолимся: / Милуй нас, темных рабов!» – звучит менее сильно, – это призыв к милосердию Божьему, ожидание милости, а не неуклонная вера в скорый суд, хотя мысль о Боге как высшем судье остается. Поэт «идет на сознательное нарушение церковной нормы ради, как ему кажется, восстановления «христианской» нормы и христианской правды, »