Бородин был продолжателем «руслановской» традиции русской музыки, наиболее близким М.И. Глинке в отражении гармонии и устойчивости мира. Глинку он боготворил, сам постоянно отмечал единение с ним душ (даже жена Бородина подчас обращалась к нему: «мой маленький Глинка»). Его мировосприятие, как и у Глинки, было позитивным, оптимистическим, отмеченным верой в богатырскую мощь русского народа.