Кодированный оригинал-макет издания подготовлен на электронном печатно-кодирующем а корректирующем устройстве «Север»...
Эти странные и, признаюсь, не до конца понятные мне слова набраны мельчайшим шрифтом в выходных данных книги Беллы Ахмадулиной «Свеча» (М. Изд-во «Советская Россия». 1972). Они-то и натолкнули на мысль: найти и составить алгоритм поэзии Ахмадулиной. Правда, для этого придется разложить ее дар по полочкам, разъять тело поэзии скальпелем анализа. Но как без алгебры поверить гармонию?!
«...СТАРЫЙ ГЛАГОЛ В СОВРЕМЕННОЙ ОБЛОЖКЕ» Словарь
Самая приметная, сразу бросающаяся в глаза особенность поэзии Ахмадулиной, та, которую отмечали почти все, писавшие о ней, — тяга к архаизмам, к старой лексике.
...Прежде было — страшусь и спешу: есмь сегодня, а буду ли снова?
...Благоволите, сестра и сестра, дочери Елизавета и Анна, не шелохнуться!..
...Не расставаться давайте, сквозь слезы смотреть и нижайше дивиться друг другу.
Она предпочитает говорить не «лоб», а «чело», не «лодка», а «челн», не «друзья», а «други», не «восемнадцать», а «осьмнадцать». На столе ее, конечно же, не банальная электрическая лампа, но старомодная восковая свеча.
При этом Ахмадулина употребляет не архаизмы вообще, не просто старую лексику, а обороты и выражения, если можно так выразиться, облагороженные литературной традицией, прежде всего гением Пушкина. Это не производит впечатления чего-то натужного, искусственного, чужеродного. Поэзия ее выросла на этой питательной среде, вскормлена ею, поэтому даже возникающие то и дело реминисценции, а то и буквальное цитирование (даже слово в слово, без кавычек: «Друзья мои, прекрасен наш союз!») кажутся вполне оправданными и естественными. Влечение к лексике пушкинской поры настолько сильно, что, если б не редакторы и корректоры, Ахмадулина, кажется, придерживалась бы и прежних норм правописания. «Есть тайна у меня от чудного цветенья, здесь было б чуднАГО — уместней написать...»
Стилизация ли это? Бывают случаи, когда поэт действительно использует прием для создания определенного колорита и временной дистанции. Так, в поэме «Ромео и Джульетта» архаичность лексики обусловлена самим материалом. Но в подавляющем большинстве случаев она свободно и непринужденно вплетается в поэтическую ткань независимо от темы, материала и времени, о котором идет речь. Источник ее, очевидно, следует искать не в словаре, а в сердце поэта. Явные или скрытые обращения к Пушкину можно встретить едва ли не на каждой странице книг Ахмадулиной. Пойду спущусь к Оке для первого поклона.
Любовь души моей, вдруг твой ослушник — здесь и смеет говорить: нет воли, нет покоя, а счастье — точно есть. Это оно и есть.
Не нужно особой эрудиции, чтобы увидеть здесь перифраз знаменитых пушкинских строк. Даже с неизбежностью смерти она готова примириться с помощью такого силлогизма:
Еще спросить возможно: Пушкин милый, зачем непостижимость пустоты ужасною воображать могилой?
Не лучше ль думать: это там, где Ты.
Белла Ахмадулина обращается к Пушкину на «ты», но это «Ты» с большой буквы.
При той, я бы сказал, болезненной чуткости к слову, которой отличается ее поэзия, обращение к лексике пушкинской поры обретает значение, далеко выходящее за пределы просто стилистического приема. В этом обращении мне видится глубокая внутренняя тяга к пушкинской гармонии сердца и разума, внутреннего мира человека и природы, формы и содержания. Это тяга к тем устойчивым состояниям духа, которые связаны в нашем сознании с пушкинским гением.
Ахмадулина признается: «Сама по себе я немногого стою. Я старый глагол в современной обложке».
Старый глагол в современной обложке! Вот он, один из искомых существенных элементов алгоритма словаря Ахмадулиной! Это явление качественного порядка, составляющее органическое свойство ее таланта.
Однако при несомненном влиянии языка русской классики стих Ахмадулиной остается оригинальным и современным. Пушкинские слова и обороты не «списаны», они как бы «вплавлены» в структуру хотя и не разговорного, не бытового, но тем не менее живого литературного языка второй половины нашего века. Архаизмы мирно уживаются с архисовременными магнитофонами, светофорами, мотороллерами, автоматами для газированной воды, пишущими машинками, стетоскопами и так далее. В общем ряду приподнятого слога самые обиходные обороты (вроде привычной формулы вежливости «будьте добры») звучат совсем по-новому и как бы обретают свой изначальный, давно утраченный смысл: