Я хочу рассказать о книге, сохранившейся у меня с тех лет, когда я был в возрасте читателей «Пионерской правды». Это книга стихотворений Некрасова. Она много претерпела на своём веку: богатый красный переплёт её поистёрся; корешок едва держится, золото из тиснения осыпалось. Она вся как бы вспухла, страницы плотной бумаги замусолены, оббиты по краям, как колода старых, заигранных карт. Но все её страницы целы, и даже те, что уже отпали от корешка, целы – титульный лист, портрет поэта в меховой шапке и шубе, факсимиле на отдельной вклейке и оглавление в конце книги.
А я помню её совсем новой, с ярким переплётом и пахнущей – даже не типографской краской, как обычно пахнут новые книги, а какими-то духами, - это я хорошо помню, что духами. Отец привёз её примерно в двадцатом году с базара в Смоленске, куда она попала, должно быть, из какой-нибудь барской библиотеки. Отец, по-деревенски порядочно грамотный человек и любитель книг, выменял её на картошку.
- Ну, а вот это – тебе, - сказал он, разбирая и распределяя городские покупки.
Я был очень обрадован и польщён: я считался вторым после отца грамотеем и книгочеем в семье, кроме того, сам сочинял стихи.
Но это только так сказано было, что книга подарена мне. На самом деле мне не разрешалось выносить её из дому, например в поле, когда я пас скотину, или таскать на печку, где я зимой любил читать и готовить уроки. Эту книгу полагалось читать только за столом, и то лишь после того, как стол убран и насухо вытерт. Там мы её обычно и читали – отец или я – в долгие зимние вечера, чаще всего вслух, так что все в семье вскоре узнали и полюбили «Орину, мать солдатскую», «Коробейников» (из них нам была раньше известна только песня про «коробушку»), «Сашу», «Деревенские новости», «Железную дорогу». «Крестьянских детей» и многие другие вещи из этой книги. До неё я знал из Некрасова только «Несжатую полосу» да отрывок из поэмы «Мороз, Красный нос» - «не ветер бушует над бором…». Теперь я, как мне казалось, знал всего Некрасова, мог на память прочесть большие отрывки из «Дедушки», «Княгини Волконской» и много отдельных стихотворений. Я гордился тем, что у нас дома полный Некрасов, и был огорчён, когда вдруг узнал, что это не так, что Некрасову принадлежит «Кому на Руси жить хорошо» - большая и удивительная поэма, из которой один мой школьный товарищ мог кое-что прочесть.
Дело в том, что я не разбирался тогда в книгах настолько, чтобы увидеть, что это за Некрасов у меня. А это был первый том двухтомного издания «Полного собрания стихотворений Н.А.Некрасова» 1914 года.
Только много позднее я узнал, что в моём «полном собрании» недоставало не только поэмы «Кому на Руси жить хорошо», но «Современников», «Горя старого Наума» и многих ещё замечательных стихов любимого поэта, не говоря уже о прозе, статьях, письмах, ныне занимающих несколько томов в его полном, двенадцатитомном собрании сочинений.
Но всё равно эта книга была огромным, значительнейшим событием тех лет моей жизни и наравне с однотомниками Пушкина и Лермонтова, ещё ранее приобретёнными отцом, составляла для меня самую большую радость и гордость, основу моих ребяческих интересов и заветных мечтаний. По этой книге я познакомился с биографией Некрасова, омрачённых впечатлениями жизни крепостных, тяжкого труда бурлаков; о его петербургской юности, полной лишений; о его встрече с В.Г.Белинским, когда великий критик, прочитав стихотворение «В дороге», обнял поэта и со слезами на глазах воскликнул:
- Да знаете ли вы, что вы поэт – и поэт истинный!
И я сочинял свои беспомощные, детские стихи, собирался в мечтах стать Некрасовым и даже купить себе впоследствии такую же шубу и шапку. Конечно, потом я понял, что этого желать нельзя хотя бы по одному тому, что Некрасов уже есть, другого быть не может…
Лет семнадцати я уехал из родной деревни и вернулся туда из города погостить года через три. За это время книга Некрасова порядочно пострадала, и я, опасаясь за её целость, в дальнейшем решил её взять с собой.
На станцию меня подвозил соседский парень. Мы с ним заговорились в дороге и чуть не опоздали к поезду. Едва успев взять билет, я кинулся к вагону – и тут мой чемоданчик раскрылся, всё полетело на землю, а поезд вот уже трогается. Покамест провожавший меня товарищ подхватывал мо вещички, я подбирал выпавшие листы книги – все до одного подобрал – и, кое-как закрыв чемоданчик, вскочил уже на ходу на подножку вагона.
С тех пор эта книга вместе с моей, сперва совсем маленькой, умещавшейся в одной вещевой корзине библиотечкой, ездила со мной из города в город, с квартиры на квартиру, и теперь находится у меня в шкафу рядом с другими изданиями Н.А.Некрасова.
И у меня к ней особое чувство. Это и память родного дома, память невозвратимой поры, когда я впервые с этих страниц воспринял глубоко взволновавшее меня слово великого поэта. Не этому ли волнению обязан я счастьем своей жизни, счастьем служить в меру своих сил делу родной литературы?
Заветная, самая дорогая моя книга.