Они были очень смущены таким приемом отца и стояли неподвижно, потупив глаза
в землю.
- Стойте, стойте! Дайте мне разглядеть вас хорошенько, - продолжал он,
поворачивая их, - какие же длинные на вас свитки1!
И отец с сыном, вместо приветствия после давней отлучки, начали
насаживать друг другу тумаки и в бока, и в поясницу, и в грудь, то отступая
и оглядываясь, то вновь наступая.
Ей-богу, хорошо! - продолжал он, немного оправляясь, - так, хоть бы даже и не
пробовать
Они, как видно, испугались приезда паничей, не любивших спускать никому, или же просто хотели соблюсти свой женский обычай: вскрикнуть и броситься
опрометью, увидевши мужчину, и потому долго закрываться от сильного стыда
рукавом.
И старый Бульба мало-помалу
горячился, горячился, наконец рассердился совсем, встал из-за стола и,
приосанившись, топнул ногою.
Сказавши это, он начал колотить и швырять горшки и фляжки.
Она не смела ничего говорить; но услыша о таком
страшном для нее решении, она не могла удержаться от слез; взглянула на
детей своих, с которыми угрожала ей такая скорая разлука, - и никто бы не
мог описать всей безмолвной силы ее горести, которая, казалось, трепетала в
глазах ее и в судорожно сжатых губах.