Архипкина звали просто Архипкин. Имени его никто не знал. У него было хитрое мужицкое лицо, пшеничные вихры и нос картошкой. Архипкин носил рейтузы. Всегда – даже когда на дворе жарило солнце и поселковые тянулись гуськом на пруд: с полотенцами на плечах, в выцветших плавках. А он стоял около своей дачи – кургузого бревенчатого домика, заросшего черноплодкой, – и псом высматривал себе компанию. Как только мимо проходили те, с кем ему было интересно, он ковылял, перепрыгивал через канаву и шёл следом. Казалось, ему даже не нужно говорить «к ноге» – сам шёл.
По Архипкину не вздыхали девочки, он не был героем ничьего романа. С ним не старались встретиться – его старались не встречать. Девчонки, завидев его, закатывали глаза и вздыхали. «Не пойдём так, а то ещё Архипкин привяжется», – говорили они. Но это-то и было совсем невозможно – обойти дом Архипкина. Дом стоял на главной улице посёлка. Архипкин неизменно стоял около дома. И каждый проходящий мимо попадал под прицел его глаз-щёлок. Он казался огромным толстощёким младенцем в этих своих рейтузах с начёсом, всегда тёмных, чёрных или коричневых, – немарких.
Кроме Архипкина, достопримечательностями в дачном посёлке служили водокачка, дуб, пруды и сторожка.
Водокачку – похожую на огромный ржавый зуб – видать отовсюду. Когда сливают воду – тут же и нужно со всех ног бежать к ней, чтобы не пропустить и заворожённо смотреть на ухающую со зверской силой вниз воду. Мой первый водопад. Никто со мной не ходил – Симка вечно сидел в саду и возился с грядками, Пашка отмахивался – детская беготня не для него, а Полинке лень было идти так далеко